Неточные совпадения
Протопоп Аввакум верил
в свое избранничество и обладание особой благодатью
Духа Св., он считал себя святым, целителем.
Но
в нем было что-то ренессанское, и
в этом на него не походит вся великая русская литература XIX
в., совсем не ренессанская по
духу.
Он пишет, что грядущая материальная цивилизация приведет к тирании над человеческим
духом и
в ней некуда будет укрыться.
Уже
В. Одоевский резко критиковал Запад, обличал буржуазность Запада, иссякание
духа.
«Богословие на Западе приняло характер рассудочной отвлеченности, —
в православии оно сохранило внутреннюю целость
духа; там развитие сил разума, — здесь стремление к внутреннему, живому».
Он видел эту необходимость, эту власть вещественности над
духом и
в языческих религиях, и
в католичестве, и
в западном рационализме, и
в философии Гегеля.
Но был ли свободный
дух, были ли свобода
духа и
дух свободы
в Московской России?
Но его учение о свободе, положенное
в основу его философии и его богословия, возможно было только после учения об автономии, о свободе
духа Канта и немецкого идеализма.
Но они только упускали из виду, что источники свободы
духа заложены
в христианстве и что без христианства невозможен был бы Кант и все защитники свободы.
В глубине русского народа заложена свобода
духа большая, чем у более свободных и просвещенных народов Запада.
И менее всего он имел свободу
духа в Московской России.
Общинный, коммунитарный
дух славянофилы противополагали западному рыцарству, которое обвиняли
в нехристианском индивидуализме и гордости.
Наиболее русским он был
в своем восстании против гегелевского мирового
духа во имя реального, конкретного человека.
В отличие от славянофилов он совсем не верил
в свободу
духа.
Иван Карамазов говорит
в таком же
духе: «Я хочу
в Европу съездить, и ведь я знаю, что поеду лишь на кладбище, но на самое дорогое кладбище, вот что.
Зачем заботиться о приобретении познаний, когда наша жизнь и общество
в противоборстве со всеми великими идеями и истинами, когда всякое покушение осуществить какую-нибудь мысль о справедливости, о добре, о пользе общей клеймится и преследуется, как преступление?» «Везде насилия и насилия, стеснения и ограничения, — нигде простора бедному русскому
духу.
Его религиозная философия проникнута
духом человечности, но она внешне выражена слишком холодно,
в ней присущая ему личная мистика рационализирована.
На почве исторического православия,
в котором преобладал монашески-аскетический
дух, не была и не могла быть достаточно раскрыта тема о человеке.
Для религиозного народничества народ есть некий мистический организм, более уходящий и
в глубь земли и
в глубь
духа, чем нация, которая есть рационализированное историческое образование, связанное с государством.
В Достоевском осталось много революционного, он революционер
духа.
Он не принимает искушения превращения камней
в хлеб, не принимает решения проблемы хлеба через отречение от свободы
духа.
В вульгарном, философски полуграмотном материализме Бюхнера и Молешотта находили опору для освобождения человека и народа,
в то время как освобождать может лишь
дух, материя же может лишь порабощать.
Атеизм может быть экзистенциальным диалектическим моментом
в очищении идеи Бога, отрицание
духа может быть очищением
духа от служебной роли для господствующих интересов мира.
По Чичерину можно изучать
дух, противоположный русской идее, как она выразилась
в преобладающих течениях русской мысли XIX
в.
Славянофилы были уверены, что русский народ не любит власти и государствования и не хочет этим заниматься, хочет остаться
в свободе
духа.
Религиозный анархизм у Достоевского носит особый характер и имеет иное обоснование, чем у Л. Толстого, и идет
в большую глубину, для него проблема свободы
духа имеет центральное значение, которого она не имеет у Л. Толстого.
Сам Великий Инквизитор хочет дать миллиону миллионов людей счастье слабосильных младенцев, сняв с них непосильное бремя свободы, лишив их свободы
духа [См. мою книгу «Миросозерцание Достоевского»,
в основу которой положено истолкование «Легенды о Великом Инквизиторе».].
Из профессоров Духовной академии самый оригинальный и замечательный мыслитель — Несмелов, по
духу своему религиозный философ, а не богослов, и он делает ценный вклад
в создание русской религиозной философии.
Русская религиозная философия особенно настаивает на том, что философское познание есть познание целостным
духом,
в котором разум соединяется с волей и чувством и
в котором нет рационалистической рассеченности.
Истина для него не
в соборе, а
в соборности,
в коммюнотарном
духе церковного народа.
К конкретному знанию стремился и Гегель, но достигал этого лишь частично, главным образом
в «Феноменологии
духа».
Великий Инквизитор принимает три искушения, отвергнутые Христом
в пустыне, отрицает свободу
духа и хочет сделать счастливыми миллионы миллионов младенцев.
В «Легенде» Достоевский имел, конечно,
в виду не только католичество, не только всякую религию авторитета, но и религию коммунизма, отвергающую бессмертие и свободу
духа.
В нем было веяние нового
духа, на него имел влияние западный христианский гуманизм, Арндт и др.
Дух есть не часть человеческой природы, а божественное
в человеке.
Русский народ
в глубоких явлениях своего
духа — наименее мещанский из народов, наименее детерминированный, наименее прикованный к ограниченным формам быта, наименее дорожащий установленными формами жизни.
Только
в третьем откровении
Духа, полном и синтетическом, раскроется Св.
В эпоху
Духа войдут также социальные и культурные элементы человеческого прогресса.
Духа, приведет к абсолютной гармонии
в Боге.
Духа, который охватит всю социальную жизнь человечества, он представляет себе скорее
в форме развития, чем
в форме катастрофы.
Духа и что человек будет
в этом активен, а не пассивен.
Только жившие
в это время знают, какой творческий подъем был у нас пережит, какое веяние
духа охватило русские души.
В начале века велась трудная, часто мучительная, борьба людей ренессанса против суженности сознания традиционной интеллигенции, — борьба во имя свободы творчества и во имя
духа.
В. Тернавцев, который писал замечательную книгу об Апокалипсисе, очень верил
в Первую Ипостась, Отца, и Третью Ипостась,
Духа, но мало верил во Вторую Ипостась, Сына.
Пленяет
в нем независимость мысли; он никогда не принадлежал ни к каким течениям, не подвергался влиянию
духа времени.
Происходит как бы сошествие
Духа Св.
в космос.
Как и все представители русской религиозно-философской мысли, он устремлен к новому, к царству
Духа, но остается неясным,
в какой мере он признает возможность нового третьего откровения.
Мои взгляды на поверхности могли меняться, главным образом
в зависимости от моих иногда слишком острых и страстных реакций на то, что
в данный момент господствовало, но я всю жизнь был защитником свободы
духа и высшего достоинства человека.
Меня называли модернистом, и это верно
в том смысле, что я верил и верю
в возможность новой эпохи
в христианстве, — эпохи
Духа, которая и будет творческой эпохой.
Откровение
Духа есть откровение духовности
в человеке.