Неточные совпадения
Влияние масонства подготовило у нас и пробуждение философской мысли в 30-е годы,
хотя в самом масонстве оригинальных философских мыслей
не было.
Тургенев вспоминает, что когда в разгаре спора кто-то предложил поесть, то Белинский воскликнул: «Мы еще
не решили вопроса о существовании Бога, а вы
хотите есть!» 40-е годы были эпохой напряженной умственной жизни.
Но, во всяком случае, славянофилы
хотели «России Христа», а
не «России Ксеркса» [Слова из стихотворения Вл. Соловьева: «Каким ты
хочешь быть Востоком, Востоком Ксеркса иль Христа?»], как
хотели наши националисты и империалисты. «Идея» России всегда обосновывалась пророчеством о будущем, а
не тем, что есть, — да и
не может быть иным мессианское сознание.
Он говорил, что Россия есть синтез всех элементов, сам
хотел быть синтезом всех элементов, но осуществлял это
не одновременно, всегда впадая в крайности, а последовательно во времени.
Это значит, что философски он был близок к материализму,
хотя и
не глубокому, и был атеистом.
Славянофилы основывались
не только на философском универсализме, но и на универсализме христианском, в основах их миросозерцания лежало известное понимание православия, и они
хотели органически применить его к своему пониманию России.
«Свое собственное, вольное и свободное хотение, — говорит подпольный человек, — свой собственный,
хотя бы самый дикий каприз, своя фантазия, раздраженная иногда хоть бы до сумасшествия, — вот это-то и есть та самая, самая выгодная выгода, которая ни под какую классификацию
не подходит и которой все системы и теории постепенно разлетаются к черту».
С другой стороны, он
не принимает мира, который
хотел бы создать «эвклидов ум», т. е. мир без страданий, но и без борьбы.
Не стоит она слезинки
хотя бы одного только того замученного ребенка».
Вот как выражает Белинский свою социальную утопию, свою новую веру: «И настанет время, — я горячо верю этому, настанет время, когда никого
не будут жечь, никому
не будут рубить головы, когда преступник, как милости и спасения, будет молить себе конца, и
не будет ему казни, но жизнь останется ему в казнь, как теперь смерть; когда
не будет бессмысленных форм и обрядов,
не будет договоров и условий на чувства,
не будет долга и обязанностей, и воля будет уступать
не воле, а одной любви; когда
не будет мужей и жен, а будут любовники и любовницы, и когда любовница придет к любовнику и скажет: „я люблю другого“, любовник ответит: „я
не могу быть счастлив без тебя, я буду страдать всю жизнь, но ступай к тому, кого ты любишь“, и
не примет ее жертвы, если по великодушию она
захочет остаться с ним, но, подобно Богу, скажет ей:
хочу милости, а
не жертв…
Вы сказали бы помещику, что так как его крестьяне — его братья во Христе, а как брат
не может быть рабом своего брата, то он и должен или дать им свободу, или
хотя, по крайней мере, пользоваться их трудами как можно выгоднее для них, сознав себя, в глубине своей совести, в ложном положении в отношении к ним».
Полемизируя с правым христианским лагерем, Вл. Соловьев любил говорить, что гуманистический процесс истории
не только есть христианский процесс,
хотя бы то и
не было сознано, но что неверующие гуманисты лучше осуществляют христианство, чем верующие христиане, которые ничего
не сделали для улучшения человеческого общества.
Народничество
не есть национализм,
хотя могло принимать националистическую окраску.
В европейском мещанском мире он видит два стана: «С одной стороны, мещане-собственники, упорно отказывающиеся поступиться своими монополиями, с другой — неимущие мещане, которые
хотят вырвать из их рук их достояние, но
не имеют силы, т. е., с одной стороны, скупость, с другой — зависть.
Этим он
хотел сказать, что в России
не будет революции буржуазной, либеральной, а будет революция социальная.
Серьезную и глубокую связь между мужчиной и женщиной, основанную на подлинной любви, интеллигентные русские считают подлинным браком,
хотя бы он
не был освящен церковным и государственным законом.
Писарев интересовался
не только обществом, но и качеством человека, он
хотел появления свободного человека.
Они сознавали,
хотя и
не всегда удачно выражали это, что русская идея
не есть идея культуры.
Я говорил уже, что русская литература
не была ренессансной, что она была проникнута болью о страданиях человека и народа и что русский гений
хотел припасть к земле, к народной стихии.
Нельзя, впрочем, сказать, что в России
не было никакой связи с Грецией, она существовала через греческую патристику,
хотя и была прервана.
Писарев
хотел оголенной правды, правдивости прежде всего, ненавидел фразы и прикрашивания,
не любил энтузиазма.
Он почитал Конфуция, Будду, Соломона, Сократа, к мудрецам причислял и Иисуса Христа, но мудрецы
не были для него культурой, а были учителями жизни, и сам он
хотел быть учителем жизни.
К. Леонтьев, принявший тайный постриг в монашество,
не сомневается в оправданности цветущей культуры,
хотя бы купленной ценой великих страданий, страшных неравенств и несправедливостей.
Наиболее близок к этому был Н. Федоров, который тоже обличал ложь культуры и
хотел полного изменения мира, достижения родства и братства
не только социального, но и космического.
Анархическая революция совершается путем кровавого насилия, и она предполагает,
хотя и
не организованную, власть взбунтовавшегося народа над личностью.
Никто, за исключением отдельных святых или чудаков, даже
не пробует строить свою жизнь на евангельских началах, и все практически уверены, что это привело бы к гибели жизни, и личной, и общественной,
хотя это
не мешает им теоретически признавать абсолютное значение за евангельскими началами, но значение внежизненное по своей абсолютности.
Вот с этим Л. Толстой
не мог примириться, и это делает ему великую честь,
хотя бы его религиозная философия была слабой и его учение практически неосуществимым.
И так было
не только в религиозных направлениях, но и в направлениях внерелигиозных и богоборческих,
хотя бы это и
не было сознано.
Русская мысль по своей интенсии была слишком тоталитарной, она
не могла оставаться отвлеченно-философской, она
хотела быть в то же время религиозной и социальной, в ней был силен моральный пафос.
Употребляя современное выражение, можно было бы сказать, что русская философия, религиозно окрашенная,
хотела быть экзистенциальной, в ней сам познающий и философствующий был экзистенциален, выражал свой духовный и моральный опыт, целостный, а
не разорванный опыт.
Он
хотел осуществления христианства в путях истории, в человеческом обществе, а
не в индивидуальной только душе, он искал Царства Божьего, которое будет явлено еще на этой земле.
Я употребляю слово утопия
не в порицательном смысле, наоборот, я вижу большую заслугу Вл. Соловьева в том, что он
хотел социального и космического преображения.
Иванова; с ним очень связана проблематика начала века,
хотя, в узком смысле, соловьевства у нас, может быть, и
не было.
Он
хочет приобретения и усвоения себе Христа, а
не Его заповедей.
Оригинальность его была в том, что он
не столько
хотел осуществления в полноте жизни христианских принципов, сколько приобретения полноты жизни самого Христа, как бы продолжения воплощения Христа во всей жизни.
Григория Нисского превосходит святоотеческую антропологию, он
хотел поднять достоинство человека, для него человек был
не только грешным существом, но и действительно был образом и подобием Божиим и микрокосмом [Сейчас католики, главным образом иезуиты, заинтересовались св. Григорием Нисским.
Он — религиозный психолог, и он
хочет иметь дело
не с логическими понятиями, а с реальными фактами человеческого существования, он гораздо конкретнее Вл. Соловьева.
«Люди
захотели, чтобы их жизнь и судьба определялись
не ими самими, а внешними материальными причинами».
Народные искатели Божьей правды
хотели, чтобы христианство осуществилось в жизни, они
хотели большей духовности в отношении к жизни,
не соглашались на приспособление к законам этого мира.
Он был духовным странником, он
хотел им сделаться во всей своей жизни, что ему
не удавалось.
Л. Толстой
не был эволюционистом, который
хотел бы постепенного движения истории к вожделенному концу, к Царству Божьему.
Он
хочет братства людей
не только в пространстве, но и во времени, и верит в возможность изменения прошлого.
Он
хочет остаться католиком,
не порывает с католической церковью, но выходит за пределы исторического католичества.
Рождение неисчислимого количества новых поколений
не может примирить со смертью
хотя бы одного человека.
Был очень пережит Ницше,
хотя и
не всеми одинаково.
Решение Розанова было неверно, это означало или реюдаизацию христианства, или возврат к язычеству, он
хочет не столько преображения пола и плоти мира, сколько их освящения такими, каковы они есть.
Так, необычайные, почти космические, размеры приобретала распря Белого с Блоком,
хотя за ней скрыты чувства, в которых ничего космического
не было.
Какому
хочешь чародею
Отдай разбойную красу,
Пускай заманит и обманет, —
Не пропадешь,
не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты.
Он
хотел не только примирить, но и почти отожествить Диониса и Христа.
Характерно, что в книге, которая представляет целую богословскую систему,
хотя и
не в систематической форме, почти совсем нет Христа.