Исторически «гуманность» возникает в процессе секуляризации
христианской этики, но, конечно, оторванная от своей основы, она получает характер двусмысленный и даже извращенный, почему и дела ее не могут почитаться безусловным благом (как одно время допускал, по-видимому, Вл. Соловьев [В очерке «Об упадке средневекового мировоззрения»; напротив, в «Трех разговорах» он освобождается от этой точки зрения, ибо героем гуманизма является у него здесь антихрист.]).
Любовь ко всякой твари вообще, любовь к животным, к растениям, к минералам, к земле, к звездам совсем не была раскрыта в
христианской этике.
Неточные совпадения
Разумеется, для человечества, насколько оно живет в плоскости ума, а следовательно, до известной степени обречено на науку и философию, должна иметь силу
этика ума, существует обязанность логической честности, борьбы с умственной ленью, добросовестного преодоления преодолимых трудностей, но религиозно перед человеком ставится еще высшая задача — подняться над умом, стать выше ума, и именно этот путь указуют люди
христианского, религиозного подвига [На основании сказанного определяется и наш ответ на вопрос о «преображении разума», поставленный кн.
Этика же
христианская более индивидуальна, чем социальна, для нее человеческая душа стоит больше, чем все царства мира.
Обоснование брака, которое утверждает социальная обыденность устами многих
христианских мыслителей и теологов, поражает своим извращением нравственного сознания и своим несоответствием
христианской персоналистической
этике.
С точки зрения
этики христианской и
этики творческой решение социального вопроса означает улучшение жизни масс, привлечение их к творческому процессу, подъем их, усиление значения труда, но не господство масс, не власть коллектива.
[Очень тонкие есть замечания в книге М. Шелера «Wesen und Formen der Sympatie».] Руководиться в своих нравственных актах любовью к добру, а не к человеку, к живым существам и значит практиковать
этику, противоположную
христианской, евангельской, быть фарисеем и законником.