Я мог писать, когда у меня было 39 температуры, когда у меня очень болела голова, когда в
доме было очень неблагополучно, когда происходила бомбардировка, как в Москве в октябре 17 года и в Париже в 40 году и 44 году.
Неточные совпадения
Там всегда жили мои родители, там
был у них
дом, проданный, когда я
был еще мальчиком.
Родовое имение моего отца
было продано, когда я
был еще ребенком, и
был куплен в Киеве
дом с садом.
В разгар революции усадьба Браницких
была разгромлена,
дом сожжен.
Моя тетя что-то вязала для императрицы Марии Федоровны, c которой
была близка, и в то же время презирала русских монархистов и даже главных деятелей не пускала к себе в
дом.
Но жил
дома и
был приходящим, что представляло собой исключение.
Но у меня всегда
был сильный чувственно-пластический эстетизм, я любил красивые лица, красивые вещи, одёжу, мебель,
дома, сады.
Я мог заниматься философией, думать, писать, читать при всех условиях, когда у меня
было 39° температуры, когда бомбы падали около нашего
дома (осенью 17 года), когда случались несчастья.
В Вологде я близко общался лишь с небольшой группой ссыльных, которая составляла «аристократию», в нее входили и некоторые люди, с которыми я
был связан еще по Киеву, особенно с В.Г.Т. Кроме того, я бывал в
доме председателя губернской Земской управы, где иногда встречал и чиновников, скорее либерального направления.
Так
было не только в Религиозно-философских обществах, но и в спорах в частных
домах, напоминавших споры западников и славянофилов 40 годов.
Белый постоянно бывал у нас в
доме,
ел,
пил и даже иногда спал у нас.
Когда нужно
было хлопотать о членах Союза писателей, освобождать их из тюрьмы или охранять от грозящего выселения из квартир, то обыкновенно меня просили ездить для этого к Каменеву, в помещение московского Совета рабочих депутатов, бывший
дом московского генерал-губернатора.
Путешествие и особенно отъезд из
дому мне всегда
были трудны и я нервничал, несмотря на то, что с детства я часто ездил за границу.
Он
был другом нашего
дома.
В.И. постоянно у нас бывал,
был другом
дома, объяснялся мне в любви, целовал в плечо, называл себя моим последователем.
У нас в
доме в течение ряда лет
был кружок по изучению Библии, в котором она играла главную роль.
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш
дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Пришла старуха старая, // Рябая, одноглазая, // И объявила, кланяясь, // Что счастлива она: // Что у нее по осени // Родилось реп до тысячи // На небольшой гряде. // — Такая репа крупная, // Такая репа вкусная, // А вся гряда — сажени три, // А впоперечь — аршин! — // Над бабой посмеялися, // А водки капли не дали: // «Ты
дома выпей, старая, // Той репой закуси!»
Г-жа Простакова. Как теленок, мой батюшка; оттого-то у нас в доме все и избаловано. Вить у него нет того смыслу, чтоб в
доме была строгость, чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка. С утра до вечера, как за язык повешена, рук не покладываю: то бранюсь, то дерусь; тем и дом держится, мой батюшка!
Дом был большой, старинный, и Левин, хотя жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот был целый мир для Левина. Это был мир, в котором жили и умерли его отец и мать. Они жили тою жизнью, которая для Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить с своею женой, с своею семьей.
Неточные совпадения
Квартальный. Прохоров в частном
доме, да только к делу не может
быть употреблен.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе в
дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, — не
буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный,
поешь селедки!»
Здесь
есть один помещик, Добчинский, которого вы изволили видеть; и как только этот Добчинский куда-нибудь выйдет из
дому, то он там уж и сидит у жены его, я присягнуть готов…
Хлестаков. Я, признаюсь, литературой существую. У меня
дом первый в Петербурге. Так уж и известен:
дом Ивана Александровича. (Обращаясь ко всем.)Сделайте милость, господа, если
будете в Петербурге, прошу, прошу ко мне. Я ведь тоже балы даю.
Помалчивали странники, // Покамест бабы прочие // Не поушли вперед, // Потом поклон отвесили: // «Мы люди чужестранные, // У нас забота
есть, // Такая ли заботушка, // Что из
домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды.