Неточные совпадения
Я действительно не
верю, чтобы в этом мировом плане, в
мире объективированном и отчужденном возможна была совершенная реализация.
Я в глубине души, в более глубоком слое, чем умственные теории,
поверил в первичную реальность духа и лишь во вторичную, отраженную, символически-знаковую реальность внешнего, так называемого «объективного»
мира, природного и исторического.
Я изначально чувствовал падшесть
мира и несчастье человека, но
верил в высшую природу человека.
Потом в глубине ничто и тьмы вдруг начал загораться свет, он вновь
поверил, что есть Бог, «ничто» превратилось в
мир, ярко освещенный солнцем, все восстановилось в новом свете.
Я не
верю в твердость и прочность так называемого «объективного»
мира,
мира природы и истории.
И я
верю последней, окончательной верой в последнюю, окончательную победу Бога над силами ада, в Божественную Тайну, в Бога, как Тайну, возвышающуюся над всеми категориями, взятыми из этого
мира.
Меня очень утомила игра интеллектуальными понятиями богословия и метафизики, и я
верю лишь духовно-опытному доказательству существования Бога и божественного
мира.
Я никогда не
верил в счастье в условиях этого
мира, но счастливые мгновения считал возможными.
И, поняв таким образом эти столь простые, определенные, не подверженные никаким перетолкованиям заповеди Христа, я спросил себя: что бы было, если бы весь христианский
мир поверил в эти заповеди не в том смысле, что их нужно петь или читать для умилостивления бога, а что их нужно исполнять для счастия людей?
Неточные совпадения
Вронский защищал Михайлова, но в глубине души он
верил этому, потому что, по его понятию, человек другого, низшего
мира должен был завидовать.
Вместо вопросов: «Почем, батюшка, продали меру овса? как воспользовались вчерашней порошей?» — говорили: «А что пишут в газетах, не выпустили ли опять Наполеона из острова?» Купцы этого сильно опасались, ибо совершенно
верили предсказанию одного пророка, уже три года сидевшего в остроге; пророк пришел неизвестно откуда в лаптях и нагольном тулупе, страшно отзывавшемся тухлой рыбой, и возвестил, что Наполеон есть антихрист и держится на каменной цепи, за шестью стенами и семью морями, но после разорвет цепь и овладеет всем
миром.
Он слушал Ленского с улыбкой. // Поэта пылкий разговор, // И ум, еще в сужденьях зыбкой, // И вечно вдохновенный взор, — // Онегину всё было ново; // Он охладительное слово // В устах старался удержать // И думал: глупо мне мешать // Его минутному блаженству; // И без меня пора придет, // Пускай покамест он живет // Да
верит мира совершенству; // Простим горячке юных лет // И юный жар и юный бред.
Он
верил, что душа родная // Соединиться с ним должна, // Что, безотрадно изнывая, // Его вседневно ждет она; // Он
верил, что друзья готовы // За честь его приять оковы // И что не дрогнет их рука // Разбить сосуд клеветника; // Что есть избранные судьбами, // Людей священные друзья; // Что их бессмертная семья // Неотразимыми лучами // Когда-нибудь нас озарит // И
мир блаженством одарит.
Никому в
мире я не решился бы
поверить этого чувства, так много я дорожил им.