Неточные совпадения
Брат был человек очень одаренный,
хотя совсем в другом направлении, чем я, очень добрый, но нервно больной, бесхарактерный и очень несчастный,
не сумевший реализовать своих дарований в жизни.
Я люблю
не только красивое в окружающем мире, но и сам
хотел быть красивым.
Я боролся с миром
не как человек, который
хочет и может победить и покорить себе, а как человек, которому мир чужд и от власти которого он
хочет освободить себя.
Я бы
не мог написать романа,
хотя у меня есть свойства, необходимые беллетристу.
Во мне вообще мало подпольности,
хотя это совсем
не значит, что у меня мало плохого.
Но я как раз всегда сопротивлялся отчуждению и экстериоризации, я
хотел оставаться в своем мире, а
не выбрасывать его во мне.
Во мне всегда было равнодушие ко многому,
хотя я
не равнодушный человек.
Я совсем
не поддаюсь коллективной заразе,
хотя бы хорошей.
Философия Канта есть философия свободы,
хотя, может быть, недостаточно последовательно,
не до конца развитая.
Прав Кант, а
не эвдемонизм,
хотя он исказил свою правоту формализмом.
Иногда я даже думал, что
не люблю женской стихии,
хотя и
не равнодушен к ней.
Но бывает,
хотя и
не часто, необыкновенная любовь, связанная с духовным смыслом жизни.
У меня всегда было поклонение великим людям,
хотя я выбирал их
не среди завоевателей и государственных деятелей.
Я много раз пытался понять и осмыслить процесс своего мышления и познания,
хотя я
не принадлежу к людям рефлексии над собой.
Хотя я очень многим обязан немецкой идеалистической философии, но я никогда
не был ей школьно привержен и никогда в таком смысле
не принадлежал ни к какой школе.
Я всегда
хотел, чтобы философия была
не о чём-то, а чем-то, обнаружением первореальности самого субъекта.
Хотя я никогда
не был человеком школы, но в философии я все-таки более всего прошел школу Канта, более самого Канта, чем неокантианцев.
Кант, вопреки распространенному убеждению, был метафизиком,
хотя сам он
не развил своей метафизики.
В этом проблематика Достоевского, Ибсена была моей нравственной проблематикой, как и пережитое Белинским восстание против гегелевского мирового духа, как некоторые мотивы Кирхегардта, которого я, впрочем, очень поздно узнал и
не особенно люблю, как и борьба Л. Шестова против необходимых законов логики и этики,
хотя и при ином отношении к познанию.
Экзистенциальная философия должна была бы быть антионтологической, но мы этого
не видим у Гейдеггера, который
хочет строить онтологию.
Поэтому я
хочу еще написать метафизику, которая, конечно,
не будет рациональной системой [Сейчас уже издана моя новая книга, которая целостно выражает мою метафизику: “Опыт эсхатологической метафизики.
Меня всё
хотят отнести к категориям, в которые я никак вместиться
не могу.
Я
не раз задавал себе вопрос, что побудило меня стать марксистом,
хотя и
не ортодоксальным и свободомыслящим?
Объяснить это нужно
не чтением Ницше, а присущим моей природе дионисическим элементом,
хотя и
не главенствующим.
Я же
хотел бороться в одиночку и никаких военных предписаний никогда
не соглашался принять.
Я даже думаю, что у него по-настоящему никогда
не было пафоса социализма,
хотя он и был автором программы образовавшейся социал-демократической партии.
Я
хотел нового мира, но обосновывал его
не на необходимом социальном процессе, диалектически проходящем через момент революции, а на свободе и творческом акте человека.
Я сам себя чувствовал в этой изоляции,
хотя у меня никогда
не исчезал вполне социальный инстинкт и сохранились социал-демократические связи.
У нас совсем
не было индивидуализма, характерного для европейской истории и европейского гуманизма,
хотя для нас же характерна острая постановка проблемы столкновения личности с мировой гармонией (Белинский, Достоевский).
И ныне, в конце своего духовного пути, я чувствую себя более чем когда-либо «мистическим анархистом»,
хотя предпочитаю
не употреблять это скомпрометированное словосочетание.
Но
хотя я довольно много писал, я
не написал за эти годы ничего, за чем я мог бы признать сейчас устойчивое значение.
С З. Гиппиус, с В. Ивановым, с А. Белым меня связывали личные отношения,
хотя не прочные и колеблющиеся.
От Флоренского пошла и софиология,
хотя он
не разработал и
не развил ее так, как потом С. Булгаков.
Но значительная часть эмиграции так же ненавидит свободу и
хочет ее истребить, так же проникнута элементарными идеями, так же подчиняет дух интересам политики, так же
не принимает наследия культурного ренессанса.
Я, по совести,
не могу себя признать человеком ортодоксального типа, но православие мне было ближе католичества и протестантизма, и я
не терял связи с Православной церковью,
хотя конфессиональное самоутверждение и исключительность мне всегда были чужды и противны.
Святой Серафим Саровский стал излюбленным святым, и у него
хотели увидеть и то, чего у него
не было.
В те годы обращенность к старцам была более характерна для интеллигенции, которая
хотела стать по-настоящему православной, чем для традиционно-бытовых православных, которые никогда от церковного православия
не отходили.
В образе старца Амвросия я
не нашел ничего похожего на то, что в него
хотели вложить.
Все эти искатели праведной жизни в Боге, которых я встречал в большом количестве, были революционерами,
хотя революционность их была духовная, а
не политическая.
Но я пытался ходить на эти собрания,
хотя никакой активной роли на этих собраниях
не собирался играть.
Священник этот был прекрасный человек (в старой России было немало хороших священников,
хотя почти
не было хороших епископов), но он весь был проникнут старыми церковно-государственными принципами.
Я всегда особенно
хотел реформации,
хотя и
не в специально протестантском смысле.
Никто
не соглашался со мной вполне,
хотя некоторые находили, что я поднял интересный вопрос.
Но я пишу и
не как ученый, и
не как артист, я
не стремлюсь объективировать своего творчества, я
хочу выразить себя, крикнуть другим, что услыхал изнутри.
С моей стороны была большая активность,
хотя и
не политического характера.
По обыкновению, я продолжал много писать,
хотя и ничего
не мог напечатать.
Так
не делается реформация, которой я сам
хотел.
По приезде за границу у меня явилась мысль создать что-то вроде продолжения московской Вольной академии духовной культуры и Религиозно-философских обществ,
хотя это и
не должно было быть простым повторением старых учреждений.
Как редактор, я был довольно терпим, печатал нередко статьи, с которыми
не был согласен,
хотя не считаю себя особенно терпимым человеком.
Люди часто замечали, что я как будто бы в них
не нуждаюсь и, может быть, ни в ком
не нуждаюсь,
хотя всегда готов обогатить свое знание.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я
не иначе
хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и
не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде
хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как
хотите, я
не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
— Анна Андреевна именно ожидала хорошей партии для своей дочери, а вот теперь такая судьба: именно так сделалось, как она
хотела», — и так, право, обрадовалась, что
не могла говорить.