Я вдруг живо почувствовал и смерть незнакомого мальчика, и эту ночь, и эту
тоску одиночества и мрака, и уединение в этом месте, обвеянном грустью недавней смерти… И тоскливое падение дождевых капель, и стон, и завывание ветра, и болезненную дрожь чахоточных деревьев… И страшную тоску одиночества бедной девочки и сурового отца. И ее любовь к этому сухому, жесткому человеку, и его страшное равнодушие…
Может быть, и этого человека грызла тоска; может быть, его уже не носили ноги; может быть, его сердце уже переполнилось
тоской одиночества; может быть, его просто томил голод, и он рад бы был куску хлеба, которым мог бы с ним поделиться Лозинский.
Это было чувство, не похожее ни на
тоску одиночества и желание супружества, ни на платоническую, ни еще менее на плотскую любовь, которые я испытывал.
Ко всему этому для меня было большой находкой, что Истомин, часто, и не заходя ко мне из-за своей стены, рассеивал налегавшую на меня
тоску одиночества музыкою, которую он очень любил и в которой знал толк, хотя никогда ею не занимался путем, а играл на своем маленьком звучном пианино так, сам для себя, и сам для себя пел очень недурно, даже довольно трудные вещи.
Неточные совпадения
Когда народ с песнью скрылся из вида и слуха, тяжелое чувство
тоски зa свое
одиночество, за свою телесную праздность, за свою враждебность к этому миру охватило Левина.
Самгин понимал: она говорит, чтоб не думать о своем
одиночестве, прикрыть свою
тоску, но жалости к матери он не чувствовал. От нее сильно пахло туберозами, любимым цветком усопших.
За границей, в «
тоске и счастии», и, прибавлю, в самом строгом монашеском
одиночестве (это особое сведение я уже получил потом через Татьяну Павловну), он вдруг вспомнил о маме — и именно вспомнил ее «впалые щеки», и тотчас послал за нею.
[Например, угрызения совести,
тоска по родине, постоянно оскорбляемое самолюбие,
одиночество и всякие каторжные дрязги…]
Конечно, ему всех труднее говорить об этом, но если Настасья Филипповна захотела бы допустить в нем, в Тоцком, кроме эгоизма и желания устроить свою собственную участь, хотя несколько желания добра и ей, то поняла бы, что ему давно странно и даже тяжело смотреть на ее
одиночество: что тут один только неопределенный мрак, полное неверие в обновление жизни, которая так прекрасно могла бы воскреснуть в любви и в семействе и принять таким образом новую цель; что тут гибель способностей, может быть, блестящих, добровольное любование своею
тоской, одним словом, даже некоторый романтизм, не достойный ни здравого ума, ни благородного сердца Настасьи Филипповны.