Неточные совпадения
Все эти типы книг
хотят с большей или меньшей правдивостью и точностью рассказать о том, что
было, запечатлеть бывшее.
В памяти
есть воскрешающая сила, память
хочет победить смерть.
Но так как мои родители жили в Киеве, то я поступил в Киевский кадетский корпус,
хотя за мной осталось право в любой момент
быть переведенным в пажеский корпус.
Наша семья,
хотя и московского происхождения, принадлежала к аристократии Юго-Западного края, с очень западными влияниями, которые всегда
были сильны в Киеве.
Уже старым и больным дед проявлял нелюбовь к монахам,
хотя он
был православным по своим верованиям.
Брат
был человек очень одаренный,
хотя совсем в другом направлении, чем я, очень добрый, но нервно больной, бесхарактерный и очень несчастный, не сумевший реализовать своих дарований в жизни.
Я всегда чувствовал большое несоответствие между мной и стилем Браницких,
хотя графиня Браницкая, светски умная и с большим шармом,
была со мной очень мила и тогда, когда я
был уже марксистом и приезжал после споров с Луначарским.
Я бы не мог написать романа,
хотя у меня
есть свойства, необходимые беллетристу.
И самым большим моим грехом, вероятно,
было то, что я не
хотел просветленно нести тяготу этой обыденности, то
есть «мира», и не достиг в этом мудрости.
Я бы
хотел в вечной жизни
быть с животными, особенно с любимыми.
Во мне всегда
было равнодушие ко многому,
хотя я не равнодушный человек.
Я
был мальчиком очень раннего развития,
хотя и мало способным к регулярному учению.
Это, конечно, совсем не значит, что я не
хотел учиться у других, у всех великих учителей мысли, и что не подвергался никаким влияниям, никому ни в чем не
был обязан.
Философия Канта
есть философия свободы,
хотя, может
быть, недостаточно последовательно, не до конца развитая.
У меня
была страсть к свободе, к свободе и в любви,
хотя я отлично знал, что любовь может
быть рабством.
У меня всегда
было поклонение великим людям,
хотя я выбирал их не среди завоевателей и государственных деятелей.
Хотя я очень многим обязан немецкой идеалистической философии, но я никогда не
был ей школьно привержен и никогда в таком смысле не принадлежал ни к какой школе.
Я всегда
хотел, чтобы философия
была не о чём-то, а чем-то, обнаружением первореальности самого субъекта.
Хотя я никогда не
был человеком школы, но в философии я все-таки более всего прошел школу Канта, более самого Канта, чем неокантианцев.
Кант, вопреки распространенному убеждению,
был метафизиком,
хотя сам он не развил своей метафизики.
В этом проблематика Достоевского, Ибсена
была моей нравственной проблематикой, как и пережитое Белинским восстание против гегелевского мирового духа, как некоторые мотивы Кирхегардта, которого я, впрочем, очень поздно узнал и не особенно люблю, как и борьба Л. Шестова против необходимых законов логики и этики,
хотя и при ином отношении к познанию.
Но довольно скоро пришел к своеобразной теории познания, которую пытался усовершенствовать всю жизнь,
хотя неспособен
был создать системы.
Экзистенциальная философия должна
была бы
быть антионтологической, но мы этого не видим у Гейдеггера, который
хочет строить онтологию.
Поэтому я
хочу еще написать метафизику, которая, конечно, не
будет рациональной системой [Сейчас уже издана моя новая книга, которая целостно выражает мою метафизику: “Опыт эсхатологической метафизики.
И Платон, и Декарт, и Спиноза, и Кант, и Гегель
были конкретные люди, и они вкладывали в свою философию свое человеческое, экзистенциальное,
хотя бы не
хотели в этом сознаться.
У меня
была потребность осуществлять в жизни свои идеи, я не
хотел оставаться отвлеченным мыслителем.
И он
был омрачен, как и вся моя молодость, запутанной драматической ситуацией, но я иногда вспоминаю об этом периоде с радостным чувством,
хотя в воспоминаниях для меня вообще
есть что-то мучительное.
Один мой товарищ по ссылке, типичный представитель революционной интеллигенции, сказал мне: «Неизвестно, что у вас
будет на вершине вашей башни, которую вы
хотите строить над человеческими жилищами, может
быть, это красота».
Она сразу же создала мне широкую известность,
хотя большая часть критических статей
была нападением на меня.
Я даже думаю, что у него по-настоящему никогда не
было пафоса социализма,
хотя он и
был автором программы образовавшейся социал-демократической партии.
Насмешливо-терпимое отношение либералов связано
было с тем, что они скептики и считают духовные искания чепухой,
хотя и безвредной.
А. Волынский
был одним из первых в защите в литературной критике философского идеализма, он
хотел, чтобы критика
была на высоте великой русской литературы, и прежде всего на высоте Достоевского и Л. Толстого, и резко нападал на традиционную русскую критику, Добролюбова, Чернышевского, Писарева, которые все еще пользовались большим авторитетом в широких кругах интеллигенции.
Он пытался раскрыть религиозный смысл творчества великих русских гениев,
хотя его критика
была слишком схематической.
На меня всегда мучительно действовало отсутствие поэтичности в атмосфере русского ренессанса,
хотя это
была эпоха расцвета поэзии.
Он
хочет оправдать и освятить историческую плоть, как это потом
будут по-другому делать П. Флоренский и православные новой формации.
Интересно, что в то время очень
хотели преодолеть индивидуализм, и идея «соборности», соборного сознания, соборной культуры
была в известных кругах очень популярна.
У нас совсем не
было индивидуализма, характерного для европейской истории и европейского гуманизма,
хотя для нас же характерна острая постановка проблемы столкновения личности с мировой гармонией (Белинский, Достоевский).
У меня, вероятно, много равнодушия и нет никакого деспотизма и склонности к насилию,
хотя в деятельности я
был автократичен.
Если у многих можно
было обнаружить пантеистическую тенденцию (результат космоцентризма), то у меня
была скорее тенденция дуалистическая,
хотя это дуализм относительный.
Я делал вид, что нахожусь в этих реальностях внешнего мира, истории, общества,
хотя сам
был в другом месте, в другом времени, в другом плане.
Хотя по рождению она
была православная, но ее традиционная религиозность
была усвоена от католической матери.
Я, по совести, не могу себя признать человеком ортодоксального типа, но православие мне
было ближе католичества и протестантизма, и я не терял связи с Православной церковью,
хотя конфессиональное самоутверждение и исключительность мне всегда
были чужды и противны.
Святой Серафим Саровский стал излюбленным святым, и у него
хотели увидеть и то, чего у него не
было.
В те годы обращенность к старцам
была более характерна для интеллигенции, которая
хотела стать по-настоящему православной, чем для традиционно-бытовых православных, которые никогда от церковного православия не отходили.
Все эти искатели праведной жизни в Боге, которых я встречал в большом количестве,
были революционерами,
хотя революционность их
была духовная, а не политическая.
Это
было мещанское, бытовое православие, занятое исключительно мелочными,
хотя и необходимыми, вопросами внешнего церковного устроения.
Священник этот
был прекрасный человек (в старой России
было немало хороших священников,
хотя почти не
было хороших епископов), но он весь
был проникнут старыми церковно-государственными принципами.
У меня также всегда
было особенное почитание святого Франциска, которого я считаю величайшим явлением в истории христианства, и я непременно
хотел посетить Ассизы.
С такого рода пониманием смысла творчества связаны
были мои симпатии к романтизму и несимпатии к классицизму,
хотя эти понятия я считаю условными.
Пусть в самом Леонардо да Винчи
был демонический элемент,
хотя мне представляется это крайне преувеличенным.