Неточные совпадения
Философия ни в
каком смысле
не есть наука и ни в
каком смысле
не должна
быть научной.
Казалось бы, так ясно, что философия должна
быть философской, исключительно философской, а
не научной, подобно тому
как мораль должна
быть моральной, религия — религиозной, искусство — художественным.
И так
как подлинный пафос философии всегда
был в героической войне творческого познания против всякой необходимости и всякого данного состояния бытия, так
как задачей философии всегда
был трансцензус, переход за грани, то философия никогда
не была наукой и
не могла
быть научной.
Философия хранит познание истины
как мужскую солнечную активность в отношении к познаваемому [Р. Штейнер в одной из первых своих работ, «Истина и наука», написанной без всякой теософической терминологии, удачно выражает творческую природу познания истины: «Истина
не представляет,
как это обыкновенно принимают, идеального отражения чего-то реального, но
есть свободное порождение человеческого духа, порождение, которого вообще
не существовало бы нигде, если бы мы его сами
не производили.
Творческая интуиция в философии,
как и в искусстве,
не есть произвол.
[ «Дело состоит в направленности кантианства на самое себя: поскольку кантианская трансцендентальная философия исследует познание бытия, постольку трансцендентальное философское познание систематизирует свои собственные принципы; подобным образом трансцендентальная философия
будет познавать априорную форму
как внечувственно-действующее, но в логике теперь уже
не должно таиться ничего помимо того, что дается априорной теорией и познанием чувственной данности» (нем.).]
И всегда
будет так, если философию рассматривать
как необходимую науку, а
не как свободное искусство познания.
Познание ценностей, т. е. того, что находится за пределами мировой данности, навязанной действительности,
есть дело философии
как творческого искусства, а
не как науки, и потому
не требует логики познания ценностей.
Восприятие мира
как ценности или
как смысла, по существу,
не есть научное восприятие мира, это творческий акт, а
не приспособление к необходимости.
Бергсон сознает, что философия
как творческий акт
не есть наука и
не походит на науку.
И Бергсон и Джемс
как будто бы
не видят, что понятия дискурсивной, рационалистической мысли
суть приспособления к данному состоянию мира, а
не творчество.
У Бергсона и Джемса весь данный нам,
не подлинный мир
есть как бы создание науки и логических понятий, преследующих цели прагматически-корыстные.
Истина
не есть то, что
есть, то, что навязано
как данное состояние, так необходимое.
То, что
есть, что дано и навязано интеллекту, то совсем еще
не есть истина и то
не обязательно, ибо,
быть может, это
есть, это дано и навязано лишь по рабской угнетенности духа и исчезнет
как мираж по его освобождении.
Сама истина противится миру, каков он
есть,
каким он дан, иначе она
не была бы ценностью, смыслом, иначе
не жил бы в ней Логос.
Для Гегеля «различные категории
не суть собрания отдельных изолированных идей, которые мы находим в наших умах и которые мы прилагаем к вещам одну за другой, подобно тому
как мы стали бы перебирать связку ключей, пробуя их один за другим на многих замках; он пытается доказать, что категории
не суть внешние орудия, которыми пользуется разум, но элементы целого или стадии сложного процесса, который в своем единстве
есть самый разум» (там же, с. 182).
Источником философского познания
не могут
быть состояния человека
как замкнутого индивидуального существа,
не может
быть психологизм.
Философия
как творческий акт ничего общего
не имеет ни с познанием натуралистическим, ни с познанием математическим — она
есть искусство.
Когда я говорю, что философия
есть искусство, я
не хочу сказать, что она
есть «поэзия понятий»,
как у Ланге, ни для кого
не обязательная, индивидуально произвольная.
Позитивизм
был крайним выражением стремления
не только постигнуть мир внешним путем, уходящим
как можно дальше от внутреннего человека, но и самого человека поставить в ряд внешних вещей мира.
Это исключительное самосознание человека
не может
быть одной из истин философского познания мира, оно
как абсолютное a priori предшествует всякому философскому познанию мира, которое только через это самосознание и делается возможным.
«Существо, предназначенное сделаться человеком, медузообразный гермафродит, полурыба, полузмея палеозойской эры, приняло форму четвероногого, некоей ящерицы, но совершенно отличающейся от ящериц современных, которые
есть не что иное,
как отклонение и вырождение» (фр.).]
Но крушение натуралистического антропоцентризма, наивно прикреплявшего значение человека к природному миру,
не есть еще гибель высшего самосознания человека
как микрокосма,
как центра и царя вселенной.
Этот абсолютный антропоцентризм, побеждающий дурную бесконечность звездного неба пребывающей в человеке вечностью,
не может
быть сокрушен никакой наукой,
как не может
быть никакой наукой обоснован — он вне досягаемости науки.
Но благоустройство и благоденствие человека на земле, отворачивающееся от неискоренимого трагизма человеческой жизни,
есть отрицание человека
как существа, принадлежащего к двум мирам,
как сопричастника
не только природного царства необходимости, но и сверхприродного царства свободы.
Должно
быть осознание того,
как много в «культуре» от необходимости, а
не от свободы, от приспособления, а
не от творчества.
И
не верится при таком сознании в
какую бы то ни
было человеческую активность и
какое бы то ни
было совершенство на земле [В этом отношении очень характерна жизнь оптинского старца Амвросия.
По этому ветхому сознанию в здешнем мире удел человека лишь искупление греха, изживание греха, творчество же
будет возможно лишь на том свете, да и то еще неизвестно, так
как «тот свет» представляется статически, а
не динамически.
Воскрешение
не мысль только, но и
не факт, оно проект; и
как слова, или заповедь,
как Божественное веление оно
есть факт совершившийся, а
как дело, исполнение оно — акт еще неоконченный;
как Божественное — оно решено,
как человеческое — еще
не произведено» (с. 139).
Самосознание человека
как существа творческого
есть изначальное, а
не производное самосознание.
Самосознание человека
как творца
не есть результат какого-нибудь учения о человеке, оно предшествует всякой науке и всякой философии, оно до, а
не после всякой гносеологии.
Человек
как изначальное переживание
есть творение, но
не творец.
Если само познание
есть не только послушание, но и творчество, то
как может теория познания, т. е. учение о познавательном творчестве, ограничивать или отрицать творчество человека?
Творчество ни в
каком случае
не может и
не должно
быть послушно гносеологии.
Гносеология требует послушания научно опознанному бытию, а научно опознанное бытие
есть для творческой природы человека темница, так
как никогда научное познание
не познает этой творческой природы.
И в культуре своей, начиная с техники и хозяйства и кончая науками и искусствами, человек
как бы искупал свой грех и творчество его
не было теургично.
Эволюционизм может
быть просто дедуцирован из закона сохранения энергии,
как то и пытался сделать Спенсер [Для Спенсера в эволюции ничто
не творится, а все лишь перераспределяется.
Вечность
есть достояние
не только Бога, но и Человека
как прибыли мирового процесса.
Человеческое творчество создает
не «образ», который дан, но «подобие», которое задано, воспроизводит в свободном, трудовом, историческом процессе то, что предвечно
есть как идеальный первообраз» (с. 140).
Но теософическое сознание,
как и сознание православное, понимает, что этот природный порядок
есть результат погружения человека в низшие сферы бытия, инволюции в материю, чего
не понимает натуралистически-эволюционное сознание.
Интеллект
не в силах постигнуть жизни, так
как жизнь
есть чистая длительность, динамика, творчество.
[ «Свобода вкоренена во Тьме, и в своем темном желании,
как и в светлом желании, она связана с вечной волей Тьмы; и Тьма связана со Светом свободы и
не может ничего достичь, когда обращается к желанию самому по себе и действует
как Тьма в самой себе; из этих двух,
как и из темного ощущения, а также и из Света, т. е. свободного желания, исходящего из ощущения, возникнет в ощущении молния
как первоогонь: тогда Свобода раскроется в ощущении, но ощущение постигает ее через страх, поскольку видна она лишь
как молния; и так
как Свобода непостижима и словно бы Ничто, и к тому же
есть вне и до всякого ощущения, и
не имеет основы, то
не может ее ощущение ни постичь, ни удержать и лишь покоряется оно Свободе, и Свобода соединяет свою темную самость и Сущность и правит с воспринятым беспокойством во Тьме, во Тьме непостижимой» (нем.).]].
Детерминизм
есть неизбежная форма природного бытия, т. е. и бытия человека
как природного существа, хотя бы причинность в человеке
была духовной, а
не физической.
Положительная, творческая цель и содержание свободы и
не могли
быть еще сознаны на этой стадии творения, творения семидневного, так
как в творении
не было еще откровения Абсолютного Человека — Сына Божьего, откровения восьмого дня.
Свобода
не есть сознанная необходимость,
как учили германские идеалисты.
Индивидуализм по существу своему —
не творческий, отрицательный и пустой, так
как лишает человека того вселенского содержания, на которое только и может
быть направлено творчество.
Святые отцы [Св. Макарий Египетский говорит: «
Как при возделывании виноградника все попечение прилагается для того, чтобы насладиться плодами; а
как скоро
не оказывается плодов любви, мира, радости, смирения и прочих исчисленных Апостолом добродетелей, то напрасен подвиг девства, и труд молитвы, псалмопения, поста, бдения оказывается ни к чему
не служащим; потому что душевные и телесные сии труды должны
быть совершаемы в надежде духовных плодов.
Есть религиозный возраст
не только человека
как индивидуального организма, но и церкви
как универсального организма.
Каждый из нас плохой христианин,
не научившийся еще
как следует крестить лоб,
не стяжавший себе почти никаких даров, универсально живет уже в иной религиозной эпохе, чем величайшие святые
былой эпохи, и потому
не может просто начинать с начала христианскую жизнь.
Даже те гении, жизнь которых сложилась внешне счастливо,
как, напр., Гёте и Л. Толстой, внутренно
были близки к самоубийству и
не знали безопасного устроения.