Неточные совпадения
Свобода от реакций на «
мир» и от оппортунистических приспособлений к «
миру» есть великое завоевание духа.
Ибо изначальный грех и есть рабство, несвобода духа, подчинение диавольской необходимости, бессилие определить себя свободным творцом, утеря себя через утверждение себя в необходимости «
мира», а не в
свободе Бога.
Выход из рабства в
свободу, из вражды «
мира» в космическую любовь есть путь победы над грехом, над низшей природой.
Наступают времена в жизни человечества, когда оно должно помочь само себе, сознав, что отсутствие трансцендентной помощи не есть беспомощность, ибо бесконечную имманентную помощь найдет человек в себе самом, если дерзнет раскрыть в себе творческим актом все силы Бога и
мира,
мира подлинного в
свободе от «
мира» призрачного.
Свобода от «
мира» есть соединение с подлинным
миром — космосом.
Свобода от «
мира» — пафос моей книги.
Космический, подлинный
мир есть преодоление «
мира»,
свобода от «
мира», победа над «
миром».
Поэтому, будучи монистом и имманентистом в последней глубине мистического опыта, веря в божественность
мира, во внутреннюю божественность мирового процесса, в небесность всего земного, в божественность лика человеческого, я в пути утверждаю расщепление, дуализм
свободы и необходимости, Бога, божественной жизни и «
мира», мировой данности, добра и зла, трансцендентного и имманентного.
Наука не прозревает
свободы в
мире.
Философия есть искусство познания в
свободе через творчество идей, противящихся мировой данности и необходимости и проникающих в запредельную сущность
мира.
История философского самосознания и есть арена борьбы двух устремлений человеческого духа — к
свободе и к необходимости, к творчеству и к приспособлению, к искусству выходить за пределы данного
мира и к науке согласовать себя с данным
миром.
Для разобщенных обязательны истины математики и физики и необязательны истины о
свободе и смысле
мира.
Это значило бы обосновывать и оправдывать
свободу — необходимостью, творчество — приспособлением, безграничную сущность
мира — ограниченным его состоянием.
Если истина в том, что
мир есть необходимость, а не
свобода, что в
мире нет смысла, то бесчестно и бессовестно отворачиваться от этой истины и выдумывать несуществующую
свободу и смысл, признавать истиной то, чего хочешь.
И все направление нашего духа по линии наименьшего сопротивления, по линии мировой данности, вся пассивная послушность духа говорят за то, что в
мире нет
свободы и нет смысла, нет того, к чему дух рвется.
Жертва эта совсем не такая легкая: она предполагает большую
свободу духа и отречение от буржуазного устроения, от буржуазного общения во имя иного
мира и иного общения.
Человек не только от
мира сего, но и от
мира иного, не только от необходимости, но и от
свободы, не только от природы, но и от Бога.
Динамическим, творческим центром вселенной сотворен человек, но в исполнении своей
свободы он последовал за падшим Ангелом, пожелавшим стать центром
мира, и потерял свое царственное место, обессилил свое творчество и впал в состояние звериное.
Человек должен был быть отпущен на
свободу в природный
мир, и человеческая жизнь должна была быть секуляризирована.
Человек как необходимая часть природного
мира захотел
свободы и самостоятельности, субъективно и произвольно поставил себя целью в природе.
Нужно выбирать: или
свобода человека в Боге, или необходимость преходящего явления в природном
мире.
Но благоустройство и благоденствие человека на земле, отворачивающееся от неискоренимого трагизма человеческой жизни, есть отрицание человека как существа, принадлежащего к двум
мирам, как сопричастника не только природного царства необходимости, но и сверхприродного царства
свободы.
Антропологический религиозный переворот в
мире есть поворот в космосе от природной необходимости к человеческой
свободе.
А творческий акт всегда предполагает самобытность, самостоятельность и
свободу личности, которой не знает пантеистическое сознание [Кн. Е. Трубецкой в «Миросозерцании В. С. Соловьева» в самой крайней форме отстаивает
свободу Бога от
мира и
мира от Бога.
Свобода — божественный дар
миру и человеку.].
В состоянии пассивности перед необходимостью можно познать лишь эволюцию в
мире; в состоянии активном и прорывающемся к
свободе можно познать творческое развитие в
мире.
[ «Всякий человеческий труд, заключающий какую-либо долю изобретательности, всякий произвольный акт, заключающий долю
свободы, всякое движение организма, проявляющее его самопроизвольность, — вносит в
мир нечто новое» (фр.).] Ho Бергсон подчеркивает, что творческое развитие не есть создание новых вещей, а лишь нарастание действия (с.
Мир «сей» и есть болезнь бытия, плен, его падшее состояние, частичная утеря им
свободы и подчинение внешней необходимости.
Свобода есть мощь творить из ничего, мощь духа творить не из природного
мира, а из себя.
Свобода со Христом и во Христе есть
свобода нового Адама,
свобода, любовью расколдовывающая
мир,
свобода восьмого дня творения.
Свобода в индивидуализме есть
свобода отъединенная, отчужденная от
мира.
Лишь
свобода творит абсолютную прибыль в
мире, лишь свободный творит.
Нельзя ждать познания мировой
свободы и мировой творческой тайны от уединенной, оторвавшей себя от
мира и противоположившей себя
миру индивидуальности.
Творчество не только верно этой высшей заповеди
свободы от «
мира», но сама его сущность есть победа над этим «
миром» во имя иного, есть раскрытие смысла заповеди «не любить
мира».
Восприятие красоты в
мире есть всегда творчество — в
свободе, а не в принуждении постигается красота в
мире.
Любовь есть выход из «
мира сего», из тяжести, скованности и разорванности
мира в
мир иной,
мир свободы и соединенности.
И не напрасно восстает безудержная
свобода против меча власти, лишь увеличивающей хаос и распад
мира.
В социализме чувствуется безмерная тяжесть буржуазности
мира сего, нет
свободы от «
мира», нет окрыленности.
Скачок в царство
свободы, о котором даже марксисты говорят, без всякого на то права, есть революционный разрыв со всякой ветхой общественностью «
мира сего», со всякой «политикой», всякой государственностью, всякой заботой о безопасности в
мире.
Ныне
мир переходит к высшей духовной жизни, и осознает человек окончательно, что церковь не может иметь физической плоти, а может иметь лишь плоть духовную [Та концепция церкви, которая была у Хомякова, церкви как органической соборной жизни в
свободе и любви, не имеющей никаких внешних признаков и критериев, в сущности, должна отрицать физическую плоть церкви, историческую материю православия.
«Существует только единственный путь достижения
свободы — цели человечества, путь отрешения от этой маленькой жизни, этого маленького
мира, от этой земли, небес, тела, земных чувств, путь отрешения от всех вещей» [См. Вивекананда.
Религия любви еще грядет в
мир, это религия безмерной
свободы Духа [В. Несмелов в своей книге о св. Григории Нисском пишет: «Отцы и учители церкви первых трех веков ясно говорили только о личном бытии Св.
Неточные совпадения
Поклонник славы и
свободы, // В волненье бурных дум своих, // Владимир и писал бы оды, // Да Ольга не читала их. // Случалось ли поэтам слезным // Читать в глаза своим любезным // Свои творенья? Говорят, // Что в
мире выше нет наград. // И впрямь, блажен любовник скромный, // Читающий мечты свои // Предмету песен и любви, // Красавице приятно-томной! // Блажен… хоть, может быть, она // Совсем иным развлечена.
— Он говорит, что внутренний
мир не может быть выяснен навыками разума мыслить
мир внешний идеалистически или материалистически; эти навыки только суживают, уродуют подлинное человеческое, убивают
свободу воображения идеями, догмами…
«Нет. Конечно — нет. Но казалось, что она — человек другого
мира, обладает чем-то крепким, непоколебимым. А она тоже глубоко заражена критицизмом. Гипертрофия критического отношения к жизни, как у всех. У всех книжников, лишенных чувства веры, не охраняющих ничего, кроме права на
свободу слова, мысли. Нет, нужны идеи, которые ограничивали бы эту
свободу… эту анархию мышления».
Думать в этом направлении пришлось недолго. Очень легко явилась простая мысль, что в
мире купли-продажи только деньги, большие деньги, могут обеспечить
свободу, только они позволят отойти в сторону из стада людей, каждый из которых бешено стремится к независимости за счет других.
Это очень неприятно удивило его, и, прихлебывая вино, он повторил про себя: «
Миру служить — не хочет, себе — не умеет», «
свобода — бесцельность».