Неточные совпадения
Но духовная
культура России, то ядро жизни, по отношению к которому сама государственность есть лишь поверхностная оболочка и орудие, не занимает еще великодержавного положения
в мире.
Она не училась у Европы, что нужно и хорошо, не приобщалась к европейской
культуре, что для нее спасительно, а рабски подчинялась Западу или
в дикой националистической реакции громила Запад, отрицала
культуру.
Давно уже германизм проникал
в недра России, незаметно германизировал русскую государственность и русскую
культуру, управлял телом и душой России.
И всего более должна быть Россия свободна от ненависти к Германии, от порабощающих чувств злобы и мести, от того отрицания ценного
в духовной
культуре врага, которое есть лишь другая форма рабства.
В ней нет дара создания средней
культуры, и этим она действительно глубоко отличается от стран Запада, отличается не только по отсталости своей, а по духу своему.
А история
культуры и общественности вся ведь
в среднем и относительном; она не абсолютна и не конечна.
Так
в серединной
культуре он всегда готов отдаться во власть германизма, германской философии и науки.
Раскрытие мужественного духа
в России не может быть прививкой к ней серединной западной
культуры.
В самом консервативном типе
культуры темная стихия проходит через работу и преодоление человеческого духа и сознания.
В России есть трагическое столкновение
культуры с темной стихией.
В ней есть вечные мистические реакции против всякой
культуры, против личного начала, против прав и достоинства личности, против всяких ценностей.
Эта погруженность
в стихию русской земли, эта опьяненность стихией, оргийное ее переживание не совместимы ни с какой
культурой ценностей, ни с каким самосознанием личности.
Пьяной и темной дикости
в России должна быть противопоставлена воля к
культуре, к самодисциплине, к оформлению стихии мужественным сознанием.
В русской стихии есть вражда к
культуре.
И где же можно найти настоящее обоготворение Западной Европы и западноевропейской
культуры, как не
в России и не у русских?
Только темная еще азиатская душа, не ощутившая
в своей крови и
в своем духе прививок старой европейской
культуры, может обоготворять дух европейской
культуры, как совершенный, единый и единственный.
В русском человеке нет узости европейского человека, концентрирующего свою энергию на небольшом пространстве души, нет этой расчетливости, экономии пространства и времени, интенсивности
культуры.
Некоторые славянофильствующие и
в наши горестные дни думают, что если мы, русские, станем активными
в отношении к государству и
культуре, овладевающими и упорядочивающими, если начнем из глубины своего духа создавать новую, свободную общественность и необходимые нам материальные орудия, если вступим на путь технического развития, то во всем будем подобными немцам и потеряем нашу самобытность.
Россия совмещает
в себе несколько исторических и культурных возрастов, от раннего средневековья до XX века, от самых первоначальных стадий, предшествующих культурному состоянию, до самых вершин мировой
культуры.
В России произошла централизация
культуры, опасная для будущего такой огромной страны.
И во Франции исключительное сосредоточение
культуры в Париже порождает непомерную разницу возраста Парижа и французской провинции и делает непрочными и поверхностными политические перевороты.
Русь совсем не свята и не почитает для себя обязательно сделаться святой и осуществить идеал святости, она — свята лишь
в том смысле, что бесконечно почитает святых и святость, только
в святости видит высшее состояние жизни,
в то время как на Западе видят высшее состояние также и
в достижениях познания или общественной справедливости,
в торжестве
культуры,
в творческой гениальности.
Культура никогда не была и никогда не будет отвлеченно-человеческой, она всегда конкретно-человеческая, т. е. национальная, индивидуально-народная и лишь
в таком своем качестве восходящая до общечеловечности.
Все творческое
в культуре носит на себе печать национального гения.
Национальное и общечеловеческое
в культуре не может быть противопоставляемо.
Культура греческая,
культура итальянская
в эпоху Возрождения,
культура французская и германская
в эпохи цветения и есть пути мировой
культуры единого человечества, но все они глубоко национальны, индивидуально-своеобразны.
Культура волапюка не может иметь никакого значения,
в ней нет ничего вселенского.
Каждый народ борется за свою
культуру и за высшую жизнь
в атмосфере национальной круговой поруки.
Творчество национальных
культур и типов жизни не терпит внешней, принудительной регламентации, оно не есть исполнение навязанного закона, оно свободно,
в нем есть творческий произвол.
Но германское сознание у Фихте, у старых идеалистов и романтиков, у Р. Вагнера и
в наше время у Древса и Чемберлена с такой исключительностью и напряженностью переживает избранность германской расы и ее призванность быть носительницей высшей и всемирной духовной
культуры, что это заключает
в себе черты мессианизма, хотя и искаженного.
Иррациональное оказалось сильнее рационального
в самых буржуазных и благоустроенных
культурах.
Мировая война ставит вопрос о выходе
в мировые пространства, о распространении
культуры по всей поверхности земного шара.
В Турции был завязан узел, от развязывания которого
в значительной степени зависит характер существования Европы, ибо конец Турции есть выход
культуры на Восток, за пределы Европы.
В прикосновении современной европейской цивилизации к древним расам и древним
культурам всегда есть что-то кощунственное.
Перед XX веком мировая война поставит задачу выхода
культуры из Европы
в мировые пространства всей поверхности земного шара.
Раньше или позже должно ведь начаться движение
культуры к своим древним истокам, к древним расам, на Восток,
в Азию и Африку, которые вновь должны быть вовлечены
в поток всемирной истории.
Европа не только должна нести свою
культуру в Азию и Африку, но и должна что-то получить из древней колыбели
культуры.
Внутренне этот исторический поворот подготовлялся духовным кризисом европейской
культуры, крахом позитивизма и материализма новейшего европейского сознания, разочарованием
в жизни, жаждой новой веры и новой мудрости.
Великие роли
в этом мировом передвижении
культуры должны выпасть на долю России и Англии.
Мировая война приводит
в исключительное соприкосновение мир Запада и мир Востока, она соединяет через раздор, она выводит за границы европейской
культуры и европейской истории.
В замкнутой и самодовлеющей европейской
культуре есть роковой уклон к предельному насыщению, к иссяканию, к закату.
Константинополь — те ворота, через которые
культура Западной Европы может пойти на Восток,
в Азию и
в Африку.
И славянофильское, и западническое сознание одинаково верило
в существование Европы, как единого духа, единого типа
культуры.
Столь разнохарактерные явления, как империализм
в политике и теософия
в духовной жизни, одинаково симптоматичны для тяготения к выходу за пределы европейской
культуры, к движению с Запада на Восток.
В таком направлении русской мысли была та правда, что для русского сознания основная тема — тема о Востоке и Западе, о том, является ли западная
культура единственной и универсальной и не может ли быть другого и более высокого типа
культуры?
Духовным результатом мировой войны будет также преодоление односторонности и замкнутости так называемой европейской
культуры, ее выход
в мировую ширь.
А
в этой шири должны быть видны древние религиозные истоки
культур.
А все своеобразие польской
культуры определялось тем, что
в ней католичество преломлялось
в славянской душе.
Славянская идея и славянское единение невозможны, если русский и православный тип славянства признается полной и исключительной истиной, не нуждающейся ни
в каком дополнении и ни
в каком существовании других типов славянской
культуры.
И
в путях империалистической политики было много злого, порожденного ограниченной неспособностью проникать
в души тех
культур и рас, на которые распространялось империалистическое расширение, была слепота к внешним задачам человечества.