Неточные совпадения
Духовная сытость, охранение
старого, бытовое и внешне-обрядовое понимание христианства — один образ народной религиозной
жизни.
Русское возрождение не может быть возрождением славянофильства, оно будет концом и
старого славянофильства и
старого западничества, началом новой
жизни и нового осознания.
Но война, сама по себе, не творит новой
жизни, она — лишь конец
старого, рефлексия на зло.
Мысль не работает над новыми явлениями и темами, не проникает в конкретность мировой
жизни, а упрощенно применяет свои
старые схемы, свои сокращенные категории, социологические, моральные или религиозные.
Для России представляет большую опасность увлечение органически-народными идеалами, идеализацией
старой русской стихийности,
старого русского уклада народной
жизни, упоенного натуральными свойствами русского характера.
И да не будет так, чтобы
старое бюрократическое насилие над народной
жизнью сменилось новым якобинским насилием!
Много есть тяжелого и болезненного в этом процессе, так как нелегок переход от
старой цельности через расщепление и разложение всего органического к новой, не бывшей еще
жизни.
Старые славянофильские идеалы были прежде всего идеалами частной, семейной, бытовой
жизни русского человека, которому не давали выйти в ширь исторического существования, который не созрел еще для такого существования [Я не касаюсь здесь церковных идей Хомякова, которые очень глубоки и сохраняют свое непреходящее значение.].
Ныне мы вступаем в новый период русской и всемирной истории, и
старые, традиционные идеи не годны уже для новых мировых задач, которые ставит перед нами
жизнь.
Старые чисто социологические ориентировки и оценки
жизни непригодны для размеров совершающихся событий, для их сложности и новизны.
Болезненна и мучительна замена натурального хозяйства денежным, болезненно и мучительно разложение общины, разложение
старого строя семьи, болезнен и мучителен всякий разрыв со
старыми устоями
жизни, со
старыми идеями, болезнен и мучителен всякий духовный и идейный кризис.
Старый органический синтез материальной, плотской
жизни в машине приходит к концу.
С вхождением машины в человеческую
жизнь умерщвляется не дух, а плоть,
старый синтез плотской
жизни.
Реакционеры-романтики, в тоске и страхе держащиеся за отходящую, разлагающуюся
старую органичность, боязливые в отношении к неотвратимым процессам
жизни, не хотят пройти через жертву, не способны к отречению от устойчивой и уютной
жизни в плоти, страшатся неизведанного грядущего.
Религиозное, христианское отношение к
жизни должно жертвенно принять смерть
старой России,
старой ее плоти во имя воскресения России к новой
жизни.
В века новой истории, которая уже перестала быть новой и стала очень
старой, все сферы культуры и общественной
жизни начали жить и развиваться лишь по собственному закону, не подчиняясь никакому духовному центру.
Старый гуманизм бессилен перед могущественным техническим процессом, перед ростом сознания абсурдности
жизни.
Древнее общение человека с
жизнью природы теперь возможно лишь через воззрения духовные, оно не может быть просто органическим в
старом смысле слова.
Год прошел со времени болезни Ильи Ильича. Много перемен принес этот год в разных местах мира: там взволновал край, а там успокоил; там закатилось какое-нибудь светило мира, там засияло другое; там мир усвоил себе новую тайну бытия, а там рушились в прах жилища и поколения. Где падала
старая жизнь, там, как молодая зелень, пробивалась новая…
— Ну, за это я не берусь: довольно с меня и того, если я дам образцы
старой жизни из книг, а сам буду жить про себя и для себя. А живу я тихо, скромно, ем, как видишь, лапшу… Что же делать? — Он задумался.
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп,
старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить
жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Он прошел вдоль почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные, и
старые и молодые, и едва знакомые и близкие люди. Ни одного не было сердитого и озабоченного лица. Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы и собирались неторопливо пользоваться материальными благами
жизни. Тут был и Свияжский, и Щербацкий, и Неведовский, и
старый князь, и Вронский, и Сергей Иваныч.
И
старый князь, и Львов, так полюбившийся ему, и Сергей Иваныч, и все женщины верили, и жена его верила так, как он верил в первом детстве, и девяносто девять сотых русского народа, весь тот народ,
жизнь которого внушала ему наибольшее уважение, верили.
«Ну, всё кончено, и слава Богу!» была первая мысль, пришедшая Анне Аркадьевне, когда она простилась в последний раз с братом, который до третьего звонка загораживал собою дорогу в вагоне. Она села на свой диванчик, рядом с Аннушкой, и огляделась в полусвете спального вагона. «Слава Богу, завтра увижу Сережу и Алексея Александровича, и пойдет моя
жизнь, хорошая и привычная, по
старому».
На крыльце
старый, еще холостой
жизни слуга Кузьма, заведывавший городским хозяйством, остановил Левина.