Неточные совпадения
И ныне перед европейским миром стоят более страшные опасности, чем
те, которые я видел в этой
войне.
Если мировая
война будет еще долго продолжаться,
то все народы Европы со старыми своими культурами погрузятся во
тьму и мрак.
Результатами
войны воспользуются не
те, которые на это рассчитывают.
Если
война еще будет продолжаться,
то Россия, переставшая быть субъектом и превратившаяся в объект, Россия, ставшая ареной столкновения народов, будет продолжать гнить, и гниение это слишком далеко зайдет к дню окончания
войны.
Война должна освободить нас, русских, от рабского и подчиненного отношения к Германии, от нездорового, надрывного отношения к Западной Европе, как к чему-то далекому и внешнему, предмету
то страстной влюбленности и мечты,
то погромной ненависти и страха.
Книга Розанова о
войне заканчивается описанием
того потока ощущений, который хлынул в него, когда он однажды шел по улице Петрограда и встретил полк конницы.
Все, что совершается ныне на
войне материально и внешне, — лишь знаки
того, что совершается в иной, более глубокой, духовной действительности.
И если есть желанный смысл этой
войны,
то он прямо противоположен
тому смыслу, который хочет установить Розанов.
Но после
того, как началась мировая
война, никто уже не может с презрением отвращаться от «международного», ибо ныне оно определяет внутреннюю жизнь страны.
Когда разразилась
война,
то многие русские интеллигенты делали попытки оценить ее с точки зрения интересов пролетариата, применить к ней категории социологической доктрины экономического материализма или социологической и этической теории народничества.
Ибо огромный моральный и духовный смысл мировой
войны ускользает от
того, кто насилует историю доктринерской точкой зрения.
Война горьким опытом своим научает
тому, что народ должен стяжать себе положительную силу и мощь, чтобы осуществить свою миссию в мире.
Если у нас не было достаточной материальной подготовленности к
войне,
то не было и достаточной идейной подготовленности.
Война жалует и истребляет слабые национальности, и вместе с
тем она пробуждает в них волю к автономному существованию.
К
тому времени, когда возгорелась небывалая за всю историю мировая
война, выяснилось, что есть три величайшие державы, которые могут претендовать на мировое преобладание — Англия, Россия и Германия.
Если мировая
война окончательно выведет Россию в мировую ширь, на путь осуществления ее мирового призвания,
то прежде всего должна измениться политика по отношению ко всем населяющим ее народностям.
Уже одно
то, что нынешняя
война с роковой неизбежностью ставит вопрос о существовании Турции, о разделе ее наследства, выводит за пределы европейских горизонтов.
А кроме вопроса о Турции
война ставит еще много других вопросов, связанных с всемирно-исторической
темой: Восток и Запад.
Но мировая
война вовлекает Россию в жизненную постановку
темы о Востоке и Западе.
А это значит, что мировая
война вплотную ставит перед Россией и перед Европой вековечную
тему о Востоке и Западе в новой конкретной форме.
Катастрофа этой
войны очень резко разделяет людей и совсем не по
тем критериям, по которым обычно они разделялись.
Они знают, что
война есть великое зло и кара за грехи человечества, но они видят смысл мировых событий и вступают в новый исторический период без
того чувства уныния и отброшенности, которое ощущают люди первого типа, ни в чем не прозревающие внутреннего смысла.
Но мировая
война имеет символический смысл для
тех, которые всегда предвидели действие скрытых, не поддающихся рационализации, космических сил.
Неизбежность нынешней
войны уже заложена во внутренней болезни человечества, в его буржуазности, в
том мещанском самодовольстве и ограниченности, которые не могут не привести к взаимному убийству.
Внутренно осмыслить
войну можно лишь с монистической, а не дуалистической точки зрения, т. е. увидав в ней символику
того, что происходит в духовной действительности.
Можно сказать, что
война происходит в небесах, в иных планах бытия, в глубинах духа, а на плоскости материальной видны лишь внешние знаки
того, что совершается в глубине.
Все мы виновны в
той болезни человечества, которая высыпает
войной.
Истребление человеческой жизни, совершаемое в мирной буржуазной жизни, не менее страшно, чем
то, что совершается на
войне.
Тех, кто верит в бесконечную духовную жизнь и в ценности, превышающие все земные блага, ужасы
войны, физическая смерть не так страшат.
Не дано человечеству, оставаясь в старом зле и древней
тьме, избежать имманентных последствий в форме ужасов
войны.
В
войне соприкасаются предельные крайности и дьявольская
тьма переплетается с божественным светом.
В этом глубокая антиномия христианства: христианство не может отвечать на зло злом, противиться злу насилием, и христианство есть
война, разделение мира, изживание до конца искупления креста в
тьме и зле.
Уже
тем, что я принимаю государство, принимаю национальность, чувствую всенародную круговую поруку, хочу победы русским, я — участвую в
войне и несу за нее ответственность.
Я думаю, что в основе всей культуры лежит
та же вина, что и в основе
войны, ибо вся она в насилии рождается и развивается.
Но зло, творимое культурой, как и зло, творимое
войной, — вторично, а не первично, оно — ответ на зло изначальное, на
тьму, обнимающую первооснову жизни.
И если в
войне есть озверение и потеря человеческого облика,
то есть в ней и великая любовь, преломленная во
тьме.
Весь вопрос в
том, отстаиваются ли в
войне какие-нибудь ценности, более высокие, чем человеческое благополучие, чем покой и удовлетворенность современного поколения?
Самый распространенный взгляд, которым оправдывается
война со стороны какого-нибудь народа, —
тот, что правда и справедливость на стороне этого народа.
Вопрос о
том, что
войну начала Германия, что она главная виновница распространения гнетущей власти милитаризма над миром, что она нарушила нормы международного права, вопрос дипломатический и военный — для нашей
темы второстепенный.
Если утверждается, что
война сама по себе не есть благо, что она связана со злом и ужасом, что желанно такое состояние человечества, при котором
войны невозможны и ненужны,
то это очень элементарно и слишком неоспоримо.
И если беспримерная
война не решит восточного вопроса,
то человечеству грозят новые, страшные
войны.
Так на
войне, слишком жалея людей, можно привести к
тому, что погибнет еще большее количество людей.
Мировая
война очень заостряет эту
тему.
Если в XX в. предпочитают говорить о плановом хозяйстве, о дирижизме, об усилении власти государства над человеком,
то это главным образом потому, что мы живем в мире, созданном двумя мировыми
войнами, и готовимся к третьей мировой
войне.
И
тем не менее безумие страстей, безумие самих интересов может толкать к
войне.