Тот же Достоевский, который проповедовал всечеловека и призывал к вселенскому духу, проповедовал и самый изуверский национализм, травил поляков и евреев, отрицал за Западом всякие права быть
христианским миром.
Война мира славянского и мира германского не есть только столкновение вооруженных сил на полях битвы; она глубже, это — духовная война, борьба за господство разного духа в мире, столкновение и переплетение восточного и западного
христианского мира.
И в
христианском мире возможен пророческий мессианизм, сознание исключительного религиозного призвания какого-нибудь народа, возможна вера, что через этот народ будет сказано миру слово нового откровения.
Но еврейский мессианизм проникает в
христианский мир, и там подменяет он служение — притязанием, жертвенность — жаждой привилегированного земного благополучия.
Неточные совпадения
Темные разрушительные силы, убивающие нашу родину, все свои надежды основывают на том, что во всем
мире произойдет страшный катаклизм и будут разрушены основы
христианской культуры.
Во всем
мире, во всем
христианском человечестве должно начаться объединение всех положительных духовных,
христианских сил против сил антихристианских и разрушительных.
Я верю, что раньше или позже в
мире должен возникнуть «священный союз» всех творческих
христианских сил, всех верных вечным святыням.
Русское национальное самомнение всегда выражается в том, что Россия почитает себя не только самой
христианской, но и единственной
христианской страной в
мире.
Христианское мессианское сознание может быть лишь сознанием того, что в наступающую мировую эпоху Россия призвана сказать свое новое слово
миру, как сказал его уже
мир латинский и
мир германский.
Кто написал гениальную хулу на Христа «об Иисусе Сладчайшем и о горьких плодах
мира», кто почувствовал темное начало в Христе, источник смерти и небытия, истребление жизни, и противопоставил «демонической»
христианской религии светлую религию рождения, божественное язычество, утверждение жизни и бытия?
И думается, что для великой миссии русского народа в
мире останется существенной та великая
христианская истина, что душа человеческая стоит больше, чем все царства и все
миры…
В
мире христианском недопустима уже яростная религиозно-национальная ненависть.
И хотя невозможен в
христианском человечестве исключительный национальный мессианизм, отрицающий саму идею человечества, мессианизм ветхозаветный, но возможен преображенный новозаветный мессианизм, исходящий от явления Мессии всему человечеству и всему
миру.
Но
христианское мессианское сознание народа может быть исключительно жертвенным сознанием, сознанием призванности народа послужить
миру и всем народам
мира делу их избавления от зла и страдания.
В русском духе заключен больший
христианский универсализм, большее признание всех и всего в
мире.
Бенжамин Констан видел в этом отличие понимания свободы в
христианский период истории от понимания ее в античном греко-римском
мире.
Это и есть истина
христианского лишь персонализма, незнакомая древнему, дохристианскому
миру.
Идея нового человека, нового Адама, нового рождения есть
христианская идея, ее не знал античный
мир.
Задача эта многим представлялась весьма темною и даже вовсе непонятною, но тем не менее члены терпеливо выслушивали, как Зайончек, стоя в конце стола перед составленною им картою «
христианского мира», излагал мистические соображения насчет «рокового разветвления христианства по свету, с таинственными божескими целями, для осуществления которых Господь сзывает своих избранных».
Большинство людей
христианского мира уже не верит более в языческие основы, руководящие их жизнью, а верит в христианские основы, признаваемые ими в своем сознании, но жизнь продолжает идти попрежнему.
Неточные совпадения
— Я прошу простить мне этот экскурс в область философии древнего
мира. Я сделал это, чтоб напомнить о влиянии стоиков на организацию
христианской морали.
Когда я привык к языку Гегеля и овладел его методой, я стал разглядывать, что Гегель гораздо ближе к нашему воззрению, чем к воззрению своих последователей, таков он в первых сочинениях, таков везде, где его гений закусывал удила и несся вперед, забывая «бранденбургские ворота». Философия Гегеля — алгебра революции, она необыкновенно освобождает человека и не оставляет камня на камне от
мира христианского, от
мира преданий, переживших себя. Но она, может с намерением, дурно формулирована.
Христианская философия есть философия субъекта, а не объекта, «я», а не
мира; философия, выражающаяся в познании искупленности субъекта-человека из-под власти объекта-необходимости.
Старое
христианское сознание всегда колебалось между аскетическим, мировраждебным сознанием и сознанием, оправдывающим творчество культуры в этом
мире и освящающим формы общества.
Христианская эсхатология была приспособлена к категориям этого
мира, ко времени этого
мира и истории, она не вышла в иной эон.