Неточные совпадения
Лишь рационалистическое рассечение целостного человеческого существа может привести к утверждению самодовлеющей теоретической ценности знания, но для познающего, как для существа живого и целостного, не рационализированного, ясно,
что познание имеет прежде всего практическую (не
в утилитарном, конечно,
смысле слова) ценность,
что познание есть функция
жизни,
что возможность брачного познания основана на тождестве субъекта и объекта, на раскрытии того же разума и той же бесконечной
жизни в бытии,
что и
в познающем.
В этом только
смысле можно сказать,
что всякая теория познания имеет онтологический базис, т. е. не может уклониться от утверждения той истины,
что познание есть часть
жизни,
жизни, данной до рационалистического рассечения на субъект и объект.
Если бы можно было доказать,
что Христос воскрес, то чудо воскресения потеряло бы свой спасительный
смысл, оно вошло бы
в круговорот природной
жизни.
Гете был
в глубочайшем
смысле слова церковнее, ближе к мировой душе,
чем Кант, Фихте и Гегель, и потому осуществлял
в своей
жизни идеал цельного знания.
Странность эта определяется желанием построить
жизнь независимо от того, есть ли бытие и
что есть бытие, безотносительно к существу человека, к его происхождению и предназначению, его месту
в мироздании и
смыслу его
жизни.
История лишь
в том случае имеет
смысл, если будет конец истории, если будет
в конце воскресение, если встанут мертвецы с кладбища мировой истории и постигнут всем существом своим, почему они истлели, почему страдали
в жизни и
чего заслужили для вечности, если весь хронологический ряд истории вытянется
в одну линию и для всего найдется окончательное место.
Главное — Толстой: он знает,
в чем смысл жизни, — ничего не делай, всё сделается само собой, к счастью твоему и радости твоей.
Неточные совпадения
Вероятнее всего, ему было совестно,
что он, как Антоний
в Египте, ведет исключительно изнеженную
жизнь, и потому он захотел уверить потомство,
что иногда и самая изнеженность может иметь
смысл административно-полицейский.
В сущности, понимавшие, по мнению Вронского, «как должно» никак не понимали этого, а держали себя вообще, как держат себя благовоспитанные люди относительно всех сложных и неразрешимых вопросов, со всех сторон окружающих
жизнь, — держали себя прилично, избегая намеков и неприятных вопросов. Они делали вид,
что вполне понимают значение и
смысл положения, признают и даже одобряют его, но считают неуместным и лишним объяснять всё это.
«Так же буду сердиться на Ивана кучера, так же буду спорить, буду некстати высказывать свои мысли, так же будет стена между святая святых моей души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться
в этом, так же буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и буду молиться, — но
жизнь моя теперь, вся моя
жизнь, независимо от всего,
что может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный
смысл добра, который я властен вложить
в нее!»
«И разве не то же делают все теории философские, путем мысли странным, несвойственным человеку, приводя его к знанию того,
что он давно знает и так верно знает,
что без того и жить бы не мог? Разве не видно ясно
в развитии теории каждого философа,
что он вперед знает так же несомненно, как и мужик Федор, и ничуть не яснее его главный
смысл жизни и только сомнительным умственным путем хочет вернуться к тому,
что всем известно?»
Он знал только,
что сказал ей правду,
что он ехал туда, где была она,
что всё счастье
жизни, единственный
смысл жизни он находил теперь
в том, чтобы видеть и слышать ее.