Неточные совпадения
Когда люди не имеют абсолютной, непоколебимой уверенности,
то легче и лучше
говорить и писать
о чем-то, а не что-то, — меньше ответственности.
Когда я житейски
говорю, что твердо знаю
о существовании души у моего ближнего,
то этим я утверждаю элементарную метафизику, основу метафизики наукообразной.
То, что я скажу, по внешности покажется парадоксальным, но по существу неопровержимо: наука и религия
говорят одно и
то же
о чуде, согласны в
том, что в пределах порядка природы чудо невозможно и чуда никогда не было.
Ведь закономерность действия сил природы ничего не
говорит о невозможности существования иных сил и ничего не знает
о том, что произойдет, когда иные силы войдут в наш мир.
Когда я
говорю с братом по духу, у которого есть
та же вера, что и у меня, мы не уславливаемся
о смысле слов и не разделены словами, для нас слова наполнены
тем же реальным содержанием и смыслом, в наших словах живет Логос.
Все это я постараюсь показать на разборе книги Лосского, который, с одной стороны, прокладывает
тот новый путь,
о котором мы
говорим, а с другой — допускает одно недоразумение, очень опасное для мистической гносеологии.
Наука
говорит правду
о «природе», верно открывает «закономерность» в ней, но она ничего не знает и не может знать
о происхождении самого порядка природы,
о сущности бытия и
той трагедии, которая происходит в глубинах бытия, это уже в ведении не патологии, а физиологии — учения
о здоровой сущности мира, в ведении метафизики, мистики и религии.
Когда в наше время начинают
говорить о реставрации древних, языческих религий,
то охватывает ужас вечного возвращения.
Св. Исаак Сирианин
говорит: «Когда вожделение любви Христовой не препобеждает в тебе до
того, чтобы от радости
о Христе быть тебе бесстрастным во всякой скорби своей: тогда знай, что мир живет в тебе более, нежели Христос.
Он не постигает
той тайны Троичности,
о которой в одно и
то же время
говорят «один» и «три».
Я
говорю о Гюйсмансе, так мало еще оцененном, так мало популярном даже в
то время, когда «декадентская» литература стала слишком популярной.
Я
говорю не только
о том, что официально находится в пределах церковной ограды западной и восточной, но и
о том, что по видимости находится вне этой ограды.
Осматривание достопримечательностей, не
говоря о том, что всё уже было видено, не имело для него, как для Русского и умного человека, той необъяснимой значительности, которую умеют приписывать этому делу Англичане.
Много и долго говорил в этом духе Карл Иваныч:
говорил о том, как лучше умели ценить его заслуги у какого-то генерала, где он прежде жил (мне очень больно было это слышать), говорил о Саксонии, о своих родителях, о друге своем портном Schönheit и т. д., и т. д.
Поза человека (он расставил ноги, взмахнув руками) ничего, собственно, не
говорила о том, чем он занят, но заставляла предполагать крайнюю напряженность внимания, обращенного к чему-то на палубе, невидимой зрителю.
— Вот видишь ли, Евгений, — промолвил Аркадий, оканчивая свой рассказ, — как несправедливо ты судишь о дяде! Я уже не
говорю о том, что он не раз выручал отца из беды, отдавал ему все свои деньги, — имение, ты, может быть, не знаешь, у них не разделено, — но он всякому рад помочь и, между прочим, всегда вступается за крестьян; правда, говоря с ними, он морщится и нюхает одеколон…
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Право, маменька, все смотрел. И как начал
говорить о литературе,
то взглянул на меня, и потом, когда рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел на меня.
Городничий. Ну, а что из
того, что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в бога не веруете; вы в церковь никогда не ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы…
О, я знаю вас: вы если начнете
говорить о сотворении мира, просто волосы дыбом поднимаются.
Г-жа Простакова. Полно, братец,
о свиньях —
то начинать. Поговорим-ка лучше
о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог велел нам взять на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с
того света дядюшки пишут. Сделай милость, мой батюшка, потрудись, прочти всем нам вслух.
— Не к
тому о сем
говорю! — объяснился батюшка, — однако и
о нижеследующем не излишне размыслить: паства у нас равнодушная, доходы малые, провизия дорогая… где пастырю-то взять, господин бригадир?
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь отдал миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича
о правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего не гораздо», — прибавляет летописец. Или,
говоря другими словами, Фердыщенко понял, что ежели человек начинает издалека заводить речь
о правде,
то это значит, что он сам не вполне уверен, точно ли его за эту правду не посекут.