Неточные совпадения
В соборном, церковном
опыте дано бытие, душа
мира, мать-земля до рационалистического распадения на субъект и объект, до всякого отвлеченного знания.
Воля наша избрала данный нам в
опыте мир, «этот»
мир, объектом своей любви, и он стал для нас принудителен, стал навязчив.
«Благодаря мистическому направлению, эмпиризм освобождается от необходимости конструировать весь неисчерпаемо богатый
мир из немногочисленных, бедных по содержанию элементов чувственного
опыта.
Если
мир не-я переживается в
опыте не только через его действия на субъект, а и сам по себе, в своей собственной внутренней сущности, то это значит, что
опыт заключает в себе также и нечувственные элементы и что связи между вещами даны в
опыте.
И остается непонятным, в чем же корень недоразумения и эмпирического
мира, в чем грех отвлеченного эмпиризма, в чем дефект «
опыта» обыденного, ограниченного и неполного?
Познание наше болезненно не потому, что субъект конструирует объект, опосредствывает, что
опыт есть лишь наше субъективное состояние или что знание есть лишь копия, отражение действительности, причем наш познавательный механизм оказывается кривым зеркалом, а потому, что все бытие наше болезненно, что
мир греховен, что все в
мире разорвано.
Пространственность, временность, материальность, железная закономерность и ограниченность законами логики всего
мира, являющегося нам в «
опыте», вовсе не есть результат насилия, которое субъект производит над бытием, навязывая ему «свои» категории, это — состояние, в котором находится само бытие.
В нашем первоначальном
опыте дано оправдание Творца, сотворившего свободный
мир, в котором свободно и творчески должен гармонизироваться хаос и образоваться космос.
Почему великая, святая идея теократии, Града Божьего, стала ненавистной новому человечеству, почему оно отказалось от томления по небу, почему ничего не вышло с грандиозным
опытом охристианить
мир без остатка?
Святые аскеты должны были бросить вызов естественному порядку природы, должны были совершить свой индивидуальный
опыт победы над источником зла,
опыт активного, а не пассивного страдания, чтоб история
мира могла продолжиться и завершиться.
Страдания умиравшего древнего
мира привели к религиозному
опыту христианства; пассивные страдания перешли в активные, победные страдания.
Но это замечательная, единственная в своем роде книга. Des Esseintes, герой «A rebours», его психология и странная жизнь есть единственный во всей новой литературе
опыт изобразить мученика декадентства, настоящего героя упадочности. Des Esseintes — пустынножитель декадентства, ушедший от
мира, которого не может принять, с которым не хочет идти ни на какие компромиссы.
В вечной же основе тварности самого различия между свободой и необходимостью, имеющего полную реальность для твари, вовсе нет, она трансцендентна свободе-необходимости [Таким образом, получается соотношение, обратное тому, что мы имеем у Канта: у него свобода существует только для ноумена и ее в
мире опыта нет, а всецело царит необходимость; по нашему же пониманию, свобода существует только там, где есть необходимость, т. е. в тварном самосознании, ее нельзя приписать вечности, как нельзя ей приписать и необходимости.].
Я согласен, что определять законы мира из одних выводов разума без опыта и наблюдения есть путь ложный и ненаучный, т. е. не могущий дать истинного знания; но если изучать заявления
мира опытом и наблюдениями, и вместе с тем руководствоваться в этих опытах и наблюдениях понятиями не основными, общими всем, а условными, и описывать результаты этих опытов словами, которым можно приписывать различное значение, то не будет ли еще хуже?
Неточные совпадения
— Семинарист, — повторил Долганов, снова закидывая волосы на затылок так, что обнажились раковины ушей, совершенно схожих с вопросительными знаками. — Затем, я — человек, убежденный, что
мир осваивается воображением, а не размышлением. Человек прежде всего — художник. Размышление только вводит порядок в его
опыт, да!
«Я обязан сделать это из уважения к моему житейскому
опыту. Это — ценность, которую я не имею права прятать от
мира, от людей».
Прежде Вера прятала свои тайны, уходила в себя, царствуя безраздельно в своем внутреннем
мире, чуждаясь общества, чувствуя себя сильнее всех окружающих. Теперь стало наоборот. Одиночность сил, при первом тяжелом
опыте, оказалась несостоятельною.
Угадывая законы явления, он думал, что уничтожил и неведомую силу, давшую эти законы, только тем, что отвергал ее, за неимением приемов и свойств ума, чтобы уразуметь ее. Закрывал доступ в вечность и к бессмертию всем религиозным и философским упованиям, разрушая, младенческими химическими или физическими
опытами, и вечность, и бессмертие, думая своей детской тросточкой, как рычагом, шевелить дальние
миры и заставляя всю вселенную отвечать отрицательно на религиозные надежды и стремления «отживших» людей.
Война горьким
опытом своим научает тому, что народ должен стяжать себе положительную силу и мощь, чтобы осуществить свою миссию в
мире.