Неточные совпадения
Почему великая,
святая идея теократии, Града Божьего, стала ненавистной новому человечеству, почему оно отказалось от томления по небу, почему ничего не вышло с грандиозным опытом охристианить
мир без остатка?
Богочеловек явился в
мир; мистический акт искупления совершился, но богочеловеческий путь истории еще не был найден, все еще оставалось обширное поле для подмены божеского человеческим, для соблазнов князя этого
мира, который всегда охотно подсказывает, как лучше устроить
мир, когда Дух
Святой не вдохновляет еще человечества.
Святые аскеты должны были бросить вызов естественному порядку природы, должны были совершить свой индивидуальный опыт победы над источником зла, опыт активного, а не пассивного страдания, чтоб история
мира могла продолжиться и завершиться.
В
святых происходило индивидуальное обожение человеческой природы; это обожение должно начаться в истории, чтобы привести
мир к обществу
святых — благому результату мировой истории.
Страдание христианских
святых было активно, а не пассивно: они бросали вызов законам природы, они побеждали самые сильные страдания
мира, так как находили источник высшего бытия, перед которым всякое страдание ничтожно.
Дело Божье в
мире осуществляется не только
святыми, но и гениями.
Неточные совпадения
Быть может, он для блага
мира // Иль хоть для славы был рожден; // Его умолкнувшая лира // Гремучий, непрерывный звон // В веках поднять могла. Поэта, // Быть может, на ступенях света // Ждала высокая ступень. // Его страдальческая тень, // Быть может, унесла с собою //
Святую тайну, и для нас // Погиб животворящий глас, // И за могильною чертою // К ней не домчится гимн времен, // Благословение племен.
— Он — из тех, которые думают, что
миром правит только голод, что над нами властвует лишь закон борьбы за кусок хлеба и нет места любви. Материалистам непонятна красота бескорыстного подвига, им смешно
святое безумство Дон-Кихота, смешна Прометеева дерзость, украшающая
мир.
Если к правде
святой //
Мир дорогу найти не сумеет — хо, — хо!
Глядя на эти задумчивые, сосредоточенные и горячие взгляды, на это, как будто уснувшее, под непроницаемым покровом волос, суровое, неподвижное лицо, особенно когда он, с палитрой пред мольбертом, в своей темной артистической келье, вонзит дикий и острый, как гвоздь, взгляд в лик изображаемого им
святого, не подумаешь, что это вольный, как птица, художник
мира, ищущий светлых сторон жизни, а примешь его самого за мученика, за монаха искусства, возненавидевшего радости и понявшего только скорби.
О, русским дороги эти старые чужие камни, эти чудеса старого Божьего
мира, эти осколки
святых чудес; и даже это нам дороже, чем им самим!