Неточные совпадения
Он слушал и изумлялся, что
это все она рассказывает совсем незнакомому человеку и вовсе
не по простоте. В ней ума было больше, чем в остальных двух женщинах, и никакой наивности. Оттого
это так и случилось, что они друг к другу подошли сразу, как
бывает всегда в роковых встречах.
Виттих и Перновский
не терпели один другого. Из-за количества уроков они беспрестанно подставляли друг другу ножку. Перновский читал в старшем отделении. На первые два года по его предмету
бывал всегда особый преподаватель, всего чаще инспектор или директор. А тут Виттих захватил себе ловко и незаметно и
эти часы; Перновский еще ядовитее возненавидел его, хотя снаружи они как будто и ладили.
Она запела вдруг тот цыганский романс, который помог им сойтись с первой же встречи: «Коль счастлив я с тобой
бываю»…
Это она за него поет, за Васю… И слов ей
не нужно: слова глупые и старомодные, довольно одной мелодии.
Они — мужики настоящие, заволжские. И ему приятно, что к ним он
не почувствовал жуткого недоверия,
не съежилось его сердце, как всегда
бывает с ним от прикосновения простого народа, особливо на Волге.
Эти же рыбаки дали им с Серафимой обогреться, накормили картошкой. Митюнька побежал в город, добудет лошадей.
В Теркине в последние годы совсем заглохли призывы верующего. Больше пяти лет он
не бывал у исповеди. Его чувство отворачивалось от всего церковного. Духовенства он
не любил и
не скрывал
этого; терпеть
не мог встретить рясу и поповскую шапку или шляпу с широкими полями.
Не оглядываясь, Теркин понял, кто тут тягался перед «поручиком», — содержатель «дешевого» дома с своей «девушкой», откуда-нибудь из Пильникова или от Яузского моста. Он слыхал про
эти места, но сам никогда там
не бывал.
Воздух
этих комнат, пропитанный запахом канцелярской пыли, сургуча и сапожной кожи, хватал его за горло. Он много видал видов, но редко попадал в такие места, как полицейские участки, съезжие дома, «кутузки». В настоящей тюрьме или остроге и совсем
не бывал, даже в качестве посетителя.
— А за тебя нет? — Она опять подошла к кровати и стала у ног. — Помни, Вася, — заговорила она с дрожью нахлынувших сдержанных рыданий, — помни… Ты уж предал меня… Бог тебя знает, изменил ты мне или нет; но душа твоя, вот
эта самая душа, про которую жалуешься, что я
не могу ее понять… Помни и то, что я тебе сказала в прошлом году там, у нас, у памятника, на обрыве, когда решилась пойти с тобой… Забыл небось?.. Всегда так, всегда так
бывает! Мужчина разве может любить, как мы любим?!
— Ради Создателя, Василий Иваныч, простите вы ей!
Это она в безумии. Истерика! Вы
не знаете, вы — мужчина. Надо с мое видеть. Ведь она истеричка,
это несомненно… Прежде у нее
этого не было. Нажила…
Не оставляйте ее там взаперти. Пошлите Степаниду… Я и сама бы… да
это еще больше ее расстроит. Наверно, с ней галлюцинации
бывают в таких припадках.
— Как
не бывать. И трактир
этот помню; только против него лавки были, кажется.
На краю вала, на самом высоком изгибе, с чудным видом на нижнее прибрежье Волги, Теркин присел на траве и долго любовался далью. Мысли его ушли в глубокую старину
этого когда-то дикого дремучего края… Отец и про древнюю старину
не раз ему рассказывал.
Бывало, когда Вася вернется на вакации и выложит свои книги, Иван Прокофьич возьмет учебник русской истории, поэкзаменует его маленько, а потом скажет...
В монастыре у обедни он в детстве
не бывал; если и брали его — он
не помнит. Гимназистом наверно
не заглядывал сюда; а потом протекло десять лет — Кладенец совсем перестал существовать для него. Он
не слыхал, давно ли
этот настоятель правит здешним монастырем и мог ли он лично знать Ивана Прокофьича.
— Бездетные они были,
это точно. Сама-то я
не бывала у них ни единожды, а в шабрах немало гуторили. Помнишь, Митрич? У Ивана-то Прокофьича нелады шли со старшиной, что ли?
Бодрым, молодым движением Теркин юркнул в дверку и поднялся наверх. Пономарь продолжал звонить, засунув бумажку в карман своих штанов. Он поглядывал наверх и спрашивал себя: кто может быть
этот заезжий господин, пожелавший лезть на колокольню? Из чиновников? Или из помещиков?.. Такого он еще
не видал. Да в село и
не заезжают господа. Купцы
бывают, прасолы, скупщики меда, кож, льну… Село торговое… Только
этот господин
не смотрит простым купцом. Надо будет сказать батюшке. А он еще
не приходил…
Ей стало стыдно сильнее, чем за обедом, и как
не бывало ни разу прежде, особенно после угощений в комнате тети Марфы. Сегодня она
не выпила ни глотка наливки. Ведь она приучалась к сладкому хмелю. Нянька Федосеевна стала
это замечать и еще третьего дня стыдила ее, что из нее хотят сделать „негодницу“ и добиться того, чтобы отец выгнал ее… Она раскричалась на няньку и даже — в первый раз — затопала ногами. А вдруг как
это правда?
Я сам
не бывал, но доподлинно знаю: на северо-востоке… фамилия Строгановых вроде
этого устроила нечто… еще в начале века, а то и в конце прошлого… боюсь соврать.
— Позвольте, милостивый государь!
Эта девчонка вовсе
не дочь брата Ивана и никогда ею
не бывала!
"Болезный!" — подумал Теркин крестьянским словом, каким,
бывало, его приемная мать жалела его, когда он, мальчиком, заболевал. Но ему отрадно стало от
этого, — конечно, предсмертного — свидания с Аршауловым. Ничто
не сокрушило веры энтузиаста: ни последний градус чахотки, ни та вечная кладенецкая сумятица, про какую он сейчас так самоотверженно и пылко высказался.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что
не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда,
бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни
не жалел, чтоб из сундука ничего
не вынуть. Перед другим
не похвалюсь, от вас
не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково
это?
Последствием такого благополучия было то, что в течение целого года в Глупове состоялся всего один заговор, но и то
не со стороны обывателей против квартальных (как
это обыкновенно
бывает), а, напротив того, со стороны квартальных против обывателей (чего никогда
не бывает).
Это до того подействовало на Линкина, что он сейчас же
не только сознался во всем, но даже много прибавил такого, чего никогда и
не бывало.
Очевидно, что когда
эти две энергии встречаются, то из
этого всегда происходит нечто весьма любопытное. Нет бунта, но и покорности настоящей нет. Есть что-то среднее, чему мы видали примеры при крепостном праве.
Бывало, попадется барыне таракан в супе, призовет она повара и велит того таракана съесть. Возьмет повар таракана в рот, видимым образом жует его, а глотать
не глотает. Точно так же было и с глуповцами: жевали они довольно, а глотать
не глотали.
Но как пришло
это баснословное богатство, так оно и улетучилось. Во-первых, Козырь
не поладил с Домашкой Стрельчихой, которая заняла место Аленки. Во-вторых,
побывав в Петербурге, Козырь стал хвастаться; князя Орлова звал Гришей, а о Мамонове и Ермолове говорил, что они умом коротки, что он, Козырь,"много им насчет национальной политики толковал, да мало они поняли".