Неточные совпадения
Но не поездка на низовья Волги наполняла в эту минуту душу Теркина. Он
то и дело поглядывал в
ту сторону, где был запад, поджидал заката; а солнце еще довольно высоко стояло над длинным ослепительно белым зданием рядов. Раньше как через полтора часа не покажется краснота поверх зеленой крыши гостиного двора.
В душе Теркина стремительно чередовались эти мысли и вопросы. Каждая новая минута, — он
то и дело поворачивал голову в
сторону зеленого столбика, — наполняла его больше и больше молодым чувством любовной тревоги, щекотала его мужское неизбежное тщеславие, — он и не скрывал этого от себя, — давала ему особенный вкус к жизни, делала его смелее и добрее.
Теркин кивнул головой, слушая ее; он знал, что мельница ее отца, Ефима Спиридоныча Беспалова, за городом, по
ту сторону речки, впадающей в Волгу, и даже проезжал мимо еще в прошлом году. Мельница была водяная, довольно старая, с жилым помещением, на его оценочный глазомер — не могла стоить больше двадцати, много тридцати тысяч.
Ругательное слово крикливо раздалось по всему классу. Теркин схватил его за шиворот и в полуоткрытую дверь вышвырнул в коридор, где
тот чуть не расшибся в кровь, упав на чугунные плиты. Но
тот не посмел бежать жаловаться — его избили бы товарищи; они все стали на
сторону Теркина, хотя и знали давно, кто он, какого происхождения…
Забор садика женщин шел вдоль межи и неглубокого рва. По
ту сторону начиналась запашка. Раз он приложился глазом к щели… Стоял яркий знойный день. Солнце так и обливало весь четырехугольник садика. Только там не было ни одного деревца. Впоследствии он узнал, что женщины выдергивали деревца с корнями. Начальство побилось-побилось, да так и бросило.
Этого вытья он не забудет до смертного часа, ни землистого лица безумной бабы, ни блеска глаз, уходивших с выражением боли и злобы в
ту сторону, откуда он глядел в расщелину забора.
В
том, чт/о Капитон говорил по своему главному «рукомеслу», Теркин ничего не мог подметить безумного. Но как он это говорил — другое дело. Скажет одну фразу дельно и даже с тонким пониманием работы, и сейчас же, как только ушел в
сторону, и начнется возбужденная болтовня, всегда одного и
того же характера.
Лицо Перновского становилось совсем красным, влажное от чая и душевного волнения. Глаза бегали с одной
стороны на другую; чуть заметные брови он
то подымал,
то сдвигал на переносице. Злобность всплыла в нем и держала его точно в тисках, вместе с предчувствием скандала. Он видел, что попался в руки «теплых ребят», что они неспроста обсели его и повели разговор в таком тоне.
Мост старый, с пошатнувшимися перилами, довольно широкий, приходился наискосок от темного деревянного здания, по
ту сторону речки, влево от плотины, где она была запружена.
Они присели на диван. Матрена Ниловна прикоснулась правой рукой к плечу дочери. В свою «Симочку» она до сих пор была влюблена, только не проявляла этого в нежных словах и ласках. Но Серафима знала отлично, что мать всегда будет на ее
стороне, а чего она не может оправдать, например, ее «неверие»,
то и на это Матрена Ниловна махнула рукой.
— Зачем же откладывать? — заговорила немного погромче Серафима и бросила долгий взгляд в
сторону двери, где через комнату лежал отец. — Ежели папенька проснется да посвежее будет… вы бы ему напомнили. А
то… не ровен час. Он сам же боится.
Не жаль ей этого домика, хотя в нем, благодаря ее присмотру, все еще свежо и нарядно. Опрятность принесла она с собою из родительского дома. В кабинете у мужа, по
ту сторону передней, только слава, что «шикарно», — подумала она ходячим словом их губернского города, а ни к чему прикоснуться нельзя: пыль, все кое-как поставлено и положено. Но Север Львович не терпит, чтобы перетирали его вещи, дотрагивались до них… Он называет это: «разночинская чистоплотность».
А ведь этот Дубенский не в
ту сторону гнет…
— Ничего!.. — прервал он Кузьмичева. — Знайте, Андрей Фомич, что Василий Теркин, сдается мне, никогда не променяет вот этого места (и он приложился пальцем к левой
стороне груди) на медный пятак. Да и добро надо помнить! Вы меня понимали и тогда, когда я еще только выслуживался, не смешивали меня с делеческим людом… Андрей Фомич! Ведь в жизни есть не
то что фатум, а совпадение случайностей… Вот встреча с вами здесь, на обрыве Откоса… А хотите знать: она-то мне и нужна была!
Она замолчала; он видел, что в ней женская «беспринципность» брала верх, и уже не впервые. В его дела она не вмешивалась, но каждый раз, как он вслух при ней обсуждал свои деловые поступки, она становилась на
сторону «купецкого расчета» и не поддерживала в нем
того Теркина, который не позволял ему сделаться бездушным «жохом».
— Ну, хорошо, хорошо! Ты ведь знаешь, что мать была на моей
стороне и не допускала, чтобы
то, что отец оставил, пошло только ей.
Его потянуло в деревню. Дороги он не знал как следует. Она должна лежать на берегу речки, левее, а внизу, по
ту сторону моста, село и церковь. Так рассказывал ему кучер.
— Да мы утром походили вот тут. Я травок пособирала. Василий Иваныч в
ту сторону пошел… Так это давно было… в начале восьмого…
— Дивное какое утро!.. И в лесу благодать какая! Дух от сосен! Я в
ту сторону, в крайний угол леса, прошел. Вы много трав понасбирали, Калерия Порфирьевна?
— И теперь мне не нужно… Я вольная птица. Кого хочу,
того и люблю. Не забывай этого! Жизни не пожалею за любимого человека, но цепей мне не надо, ни подаяния, ни исполнения долга с твоей
стороны. Долг-то ты исполнишь! Больше ведь ничего в таком браке и не будет… Я все уразумела, Вася: ты меня не любишь, как любил год назад… Не лги… Ни себе, ни мне… Но будь же ты настолько честен, чтоб не притворяться… Обид я не прощаю… Вот что…
— Ну, что? — запыхавшись спросил он по
ту сторону ворот.
Теркиным снова овладело возбуждение, где тревога за Калерию покрывала все другие чувства. Он пошел скорым шагом и в каких-нибудь сорок минут был уже по
ту сторону леса, в нескольких саженях от дачи.
Ни одной минуты не смущала Теркина боязнь, как бы Серафима «не наложила на себя рук». Он спал крепко, проснулся в седьмом часу и, когда спросил себя: «как же с ней теперь быть?» — на сердце у него не дрогнуло жалости. Прощать ей он не хотел, именно не хотел, а не
то, что не мог… И жить он с ней не будет, пускай себе едет на все четыре
стороны.
Ему хотелось проникнуть в
то, что теперь происходит или может произойти «промеж» Василия Иваныча и Калерии Порфирьевны. За барина он ручался: к своей недавней «сударке» он больше не вернется… Шалишь! Положим, она собою «краля», да он к ней охладел. Еще бы — после такого с ее
стороны «невежества». Этакая шалая баба и его как раз зарежет. Удивительно, как еще она и на него самого не покусилась.
На дворе его сменило благоухание цветника, отгороженного невысокой, весело раскрашенной решеткой. Цветы густыми коврами шли в разные
стороны в виде опахал. Цветник вдруг напомнил ему дачу, клумбы палисадника, лес, доску между двумя соснами, разговор с Серафимой,
ту минуту, когда он стал впервые на колени перед Калерией.
Теркин приказал повезти себя обратно к скиту, высадить там, объехать кругом и ждать его по
ту сторону, у Черниговской.
Темнота стала немного редеть. В двух шагах от
того места, где кончались мостки, разглядел он лошадь светлой масти и долгушу в виде дрог, с широким сиденьем на обе
стороны.
Валы сохранились со
стороны Волги; по ним идет дорога
то вверх,
то вниз.
Ствол потемнел… Оба образка тут. Теркин постоял, обернувшись в
ту сторону, где подальше шло болотце, считавшееся также святым. Про него осталось предание, что туда провалилась целая обитель и затоплена была водой… Но озерко давно стало высыхать и теперь — топкое болото, кое-где покрытое жидким тростником.
Монастырь стал изливать на язычников свет учения Христа, князья радели о нем и не одну сотню лет сидели на своей отчине и дедине — вплоть до
того часа, когда Москва протянула и в эту
сторону свою загребущую лапу, и княжеский стольный город перешел в воеводский, а там в посад, а там и в простое торговое село.
Ведь верхняя-то слобода — она самая старейшая, по
ту сторону вала, где собственно город был — до сих пор в народе слывет Полонной.
Ему сдавалось, что перед ним сидят, быть может, недурные, трезвые, толковые мужики, нажившие достаток, только они гнут в свою
сторону, без всякой, по-видимому, заботы о
том, как-то придется «гольтепе», какова бы она ни была.
Он верил, что отец всегда прав и его вороги — шайка мошенников и развратителей
той голытьбы, о которой столько он наслышан, да и знал ее довольно; помнил дни буйных сходок, пьянства, озорства, драк, чуть не побоев, достававшихся
тем, кто не хотел тянуть в их
сторону.
— Доноса от крестьян на меня не было, я в это не верю… Было усердие со
стороны местного начальства и, быть может, кое-кого из
той партии, которая товариществу, устроенному мною, не сочувствовала и гнула на городовое положение.
На самом юру, по
ту сторону торговой улицы, ближе к месту, где пристают пароходы, усталый присел Теркин. Он пошел от Аршаулова бродить по селу. Спать он не мог и не хотел попадать к часу ужина своего хозяина. Мохова.
От него же она узнает подробности о какой-то миллионной компании, которая с весны покупает огромные лесные дачи, по сю и по
ту сторону Волги, в трех волжских губерниях.
Тот, задумчиво смотревший в другую
сторону, повернул к нему свое лицо, круглое, немного пухлое, моложавое лицо человека, которому сильно за сорок, красноватое, с плохо растущей бородкой. На голове была фуражка из синего сукна. Тень козырька падала на узкие серые глаза, добрые и высматривающие, и на короткий мясистый нос, с маленьким раздвоением на кончике.
Теркин вспомнил, что за обедом он подметил, как Саня вдруг покраснела и взглянула исподтишка на Первача, а он в
ту минуту как бы нарочно смотрел в другую
сторону, и подумал: „Между барышней и этим ловкачом, кажется, шуры-муры“.
— Все, все хотят они спустить, — она кивнула головой туда, где стоял большой дом. — Сначала это имение, а потом и
то, дальнее. Старшая сестрица отберет все у братца своего, дочь доведет до распутства и вы гонит… иди на все четыре
стороны. Вы — благородный человек, меня не выдадите. Есть во мне такое чувство, что вы, Василий Иваныч, сюда не зря угодили. Это перст Божий! А коли нет, так все пропадом пропадет, и Саня моя сгинет.
И он подмигнул в
сторону Сани.
Та зарделась и нахмурила брови.
Теркин слез с лошади. Он очутился на полянке. Саженях в ста видна была цепь мужиков, рывших канаву… Жар стоял сильный. Дым стлался по низу и сверху шел густым облаком, от
той части заказника, где догорал сосновый лес. Но огонь заворачивал в
сторону от них, дышать еще было не так тяжко.
Слезы он обтер рукавом и сосредоточенно и гневно поглядел еще раз в
ту сторону, где работали мужики.