Неточные совпадения
Коли не в какой-нибудь особой
вере… знаете, такой, чтобы самую-то
суть его забирала, — так я и ума не приложу, в чем?
— Церквушка! Лампадка! — вырвалось у него. Эх, Борис Петрович! Нет у него никакой
веры. А о пастырях лучше не
будем и говорить.
«Нет, она не барское дитя», — сказал он себе тогда же, и с этой самой минуты у них пошел разговор все живее и живее, и она ему рассказала под гул голосов, что муж ее уехал на следствие, по поручению прокурора, по какому-то важному убийству, что она всего два года как кончила курс и замужем второй год, что отец и мать ее — по старой
вере, отец перешел в единоверие только недавно, а прежде
был в «бегло-поповской» секте.
В этой связи полной чистоты не
будет, даже если они и обвенчаются. На венчание она сама вряд ли
будет подбивать его. У нее нет никакой
веры в таинство брака. Она ему это сказала в первый же их разговор, за ужином увеселительного сада.
Я
был той
веры, Василий Иваныч, что только вы — человек другого покроя.
— Прежде они ведь беспоповской
веры были… Вот старая-то закваска и сказалась. От одиночества, что ли, или другое что… только она теперь с сухарниками держится.
Вера у меня
есть, и самая простая.
Неужли в нем не
было ничего заветного, никакой
веры, ничего такого, что утишило бы эту бешеную злобу и обиду, близкую к помрачению всего ее существа?
«Барышня» наполняла его маленькое существо умилением. Он ее считал «угодницей». С детства он
был очень богомолен и даже склонен к старой
вере. Она для него
была святее всякой «монашки» или простой «чернички».
— Калерия Порфирьевна! Н/ешто мне не страшно
было каяться вот сейчас? Ведь я себя показал вам без всякой прикрасы. Вы можете отшатнуться от меня… Это выше сил моих: любви нет,
веры нет в душу той, с кем судьба свела… Как же
быть?.. И меня пожалейте! Родная…
Народу
есть о чем молить угодника и всех небесных заступников. Ему разве не о чем? Он — круглый сирота; любить некого или нечем; впереди — служение «князю тьмы». В душе — неутолимая тоска. Нет даже непоколебимой
веры в то, что душа его где-нибудь и когда-нибудь сольется с душой девушки, явившейся ему ангелом-хранителем накануне своей смерти.
Нет, не находил он в себе простой мужицкой
веры, но доволен
был тем, что в Кладенце, в эти двое суток, улеглось в нем неприязненное чувство к здешнему крестьянскому миру…
Между святой девушкой, ушедшей от него в могилу, и этим горюном
была для него связь, хотя,
быть может, он и не найдет в нем ее
веры.
— Однако
есть с вами из одной чашки не
будет. Да и не о расколе я говорю. О том, что мужицкой
веры не добудешь, если б и хотел. Не знаю, как вы…
— И так
будет, Василий Иваныч, так должно
быть. У всех, кто жалеет о народе, одна
вера, и она божественного происхождения, один закон, — правды и человечности.
— Не мели вздору! — глухо оборвал его Теркин. Из-за чего я тебя стану спасать?.. Чтобы ты в третий раз растрату произвел?..
Будь у меня сейчас свободных сорок тысяч — я бы тебе копейки не дал, слышишь: копейки! Вы все бесстыдно изворовались, и товарищество на
вере у вас завелось для укрывательства приятельских хищений!.. Честно, мол, благородно!.. Вместо того чтобы тебя прокурору выдать, за тебя вносят! Из каких денег? Из банковских!.. У разночинца взять? Ха-ха!
Делали шалости и мы, пировали и мы, но основной тон был не тот, диапазон был слишком поднят. Шалость, разгул не становились целью. Цель
была вера в призвание; положимте, что мы ошибались, но, фактически веруя, мы уважали в себе и друг в друге орудия общего дела.
Неточные совпадения
Стародум. И не дивлюся: он должен привести в трепет добродетельную душу. Я еще той
веры, что человек не может
быть и развращен столько, чтоб мог спокойно смотреть на то, что видим.
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями вопрос о подспорьях вообще и о горчице, как о подспорье, в особенности; но оттого ли, что в словах его
было более личной
веры в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого, что он, по обычаю своему, не говорил, а кричал, — как бы то ни
было, результат его убеждений
был таков, что глуповцы испугались и опять всем обществом пали на колени.
Левин знал брата и ход его мыслей; он знал, что неверие его произошло не потому, что ему легче
было жить без
веры, но потому, что шаг за шагом современно-научные объяснения явлений мира вытеснили верования, и потому он знал, что теперешнее возвращение его не
было законное, совершившееся путем той же мысли, но
было только временное, корыстное, с безумною надеждой исцеления.
Организм, разрушение его, неистребимость материи, закон сохранения силы, развитие —
были те слова, которые заменили ему прежнюю
веру.
«Неужели это
вера? — подумал он, боясь верить своему счастью. — Боже мой, благодарю Тебя»! — проговорил он, проглатывая поднимавшиеся рыданья и вытирая обеими руками слезы, которыми полны
были его глаза.