Неточные совпадения
И это
было в «Не в свои сани не садись» больше, чем в «Ревизоре» и в «Горе от ума», где, например, Чацкий — Полтавцев казался мне совсем не похожим на того героя, которого мы
представляли себе.
А в области чистого комизма Садовский
представлял собою полнейший контраст с комизмом такого, например, прирожденного «буффа», каков
был давно уже тогда знаменитый любимец публики В.И.Живокини. В нем текла итальянская кровь. Он заразительно смешил, но на создание строго бытовых лиц не
был способен, хотя впоследствии и сыграл немало всяких купеческих ролей в репертуаре Островского.
Литературу в казанском монде
представляла собою одна только М.Ф.Ростовская (по казанскому произношению Растовская), сестра Львова, автора „Боже, царя храни“, и другого генерала, бывшего тогда в Казани начальником жандармского округа. Вся ее известность основывалась на каких-то повестушках, которыми никто из нас не интересовался. По положению она
была только жена директора первой гимназии (где когда-то учился Державин); ее муж принадлежал к „обществу“, да и по братьям она
была из петербургского света.
Эти театральные клички могли служить и оценкой того, что каждый из лагерей
представлял собою и в аудиториях, в университетской жизни. Поклонники первой драматической актрисы Стрелковой набирались из более развитых студентов, принадлежали к демократам. Много
было в них и казенных. А „прокофьистами“ считались франтики, которые и тогда водились, но в ограниченном числе. То же и в обществе, в зрителях партера и лож.
Езда на"сдаточных"
была много раз описана в
былое время. Она
представляла собою род азартной игры. Все дело сводилось к тому: удастся ли вам доехать без истории, то
есть без отказа ямщика, до последнего конца, доставят ли вас до места назначения без прибавки.
По-своему я (как и герой романа Телепнев)
был прав. Я ожидал совсем не того и, без всякого сомнения, видел, что казанский третьекурсник
представлял собою нечто другое, хотя и явился из варварских, полутатарских стран.
Но и тогда уже, то
есть во второй половине 50-х годов, чувствовалось то, что"Ливонские Афины"принадлежат русскому государству и
представляют собою уездный город Лифляндской губернии.
Трудно мне
было и тогда
представить себе, что этот московский обыватель с натурой и пошибом Собакевича состоял когда-то душою общества в том кружке, где Герцен провел годы"
Былого и дум". И его шекспиромания казалась мне совершенно неподходящей ко всему его бытовому habitus. И то сказать: по тогдашней же прибаутке, он более"перепер", чем"перевел"великого"Вилли".
Он ходил обыкновенно за прилавком — от конторки до двери в узкую комнатку магазина (где потом
была, кажется, меняльная лавочка) — и, размахивая руками, все говорил,
представляя многое в лицах.
Когда я с ним познакомился, он
был уже на перепутье: между общим либерализмом людей его эпохи и отчуждением оттого, что тогда
представлял собою кружок Чернышевского, «Искры» и других центров петербургского радикализма.
Десять лет раньше Писемский
был бы совершенно на месте и даже
представлял бы собой прогрессивную силу в журнализме, хотя бы и без особенной научной или литературной подготовки.
Московские традиции и преданность Островскому
представлял собою и Горбунов, которого я стал вне сцены видать у начальника репертуара Федорова, где он считался как бы своим человеком. Как рассказчик — и с подмостков и в домах — он
был уже первый увеселитель Петербурга. По обычаю того времени, свои народные рассказы он исполнял всегда в русской одежде и непременно в красной рубахе.
Самарина Юн, как и Шуйского, и тогда уже недолюбливал. Те
были"ковровые"актеры на оценку таких бытовиков, как он. Репертуар Островского провел грань между"рубашечными"и"ковровыми"актерами. Самарин рядом с Провом Михайловичем
представлял из себя Европу, сохранил представительность, манеры и, главное, тон и дикцию бывшего первого любовника с блестящим успехом долгие годы.
Да я и сам хорошенько не
представлял себе, от какой собственно болезни моя Верочка ушла из жизни на сцене — от аневризма или от какого острого воспалительного недуга. Мне дороги
были те слова, с какими она уходила из жизни, и Познякова произносила их так, что вряд ли хоть один зритель в зале Малого театра не
был глубоко растроган.
Представили меня и старику Сушкову, дяде графини Ростопчиной, написавшему когда-то какую-то пьесу с заглавием вроде"Волшебный какаду". От него пахнуло на меня миром"Горя от ума". Но я отвел душу в беседе с М.С.Щепкиным, который мне как автору никаких замечаний не делал, а больше говорил о таланте Позняковой и, узнав, что ту же роль в Петербурге
будет играть Снеткова, рассказал мне, как он ей давал советы насчет одной ее роли, кажется, в переводной польской комедийке"Прежде маменька".
Пожары дали материал, предлог — и этого
было достаточно. И молодежь — та, которая не додумалась до писаревской оценки Базарова, и та часть"отцов", которая ждала от Тургенева чего-нибудь менее сильного по адресу"нигилизма", не могла оценить того, что
представляют собою"Отцы и дети".
Кажется, я получил в Нижнем письмо (но от кого — тоже не помню), где мне
представляли это дело как самое подходящее для меня — во всех смыслах. Верно и то, что я рассчитывал получить выкупную ссуду раньше того, как она
была мне выдана, соображая, что такую сумму я, во всяком случае, должен
буду употребить целиком на журнал.
А издатель
представил мне дело так, что журнал имел с лишком тысячу подписчиков (что-то около 1300 экземпляров), что по тогдашнему времени
было еще неплохо, давал мне смотреть подписную книгу, в которой все
было в порядке, предлагал необременительные условия.
Тогда, то
есть в первую половину 60-х годов, он
представлял из себя молодого барича благообразной наружности и внешнего изящества, с манерами и тоном благовоспитанного рантье. Он и
был им, жил при матери в собственном доме (в Почтамтской), где я у него и бывал и где впервые нашел у него молодого морского мичмана, его родственника (это
был Станюкович), вряд ли даже где числился на службе, усердно посещал театры и переделывал французские пьесы.
Но в тех условиях, в какие преподавание
было поставлено в Консерватории, все-таки в Париже оно велось как нигде. Довольно
было и того, что лучшие силы Comedie Francaise назначались из сосьетеров. И каждый из них
представлял собою особый род игры, особое амплуа; следовательно, достигалось разнообразие приемов, дикции и мимики.
Мой этюдец я мог бы озаглавить и попроще, но я тогда еще
был слишком привязан к позитивному жаргону, почему и выбрал громкий научный термин"Phenomenes". Для меня лично после статьи, написанной в Москве летом 1866 года, — "Мир успеха", этот этюд
представлял собою под ведение некоторых итогов моих экскурсий в разные области театра и театрального искусства. За плечами
были уже полных два и даже три сезона, с ноября 1865 года по май 1868 года.
Его европеизм, его западничество проявлялись в этой баденской обстановке гораздо ярче и как бы бесповоротнее. Трудно
было бы и
представить себе, что он с душевной отрадой вернется когда-либо в свое Спасское-Лутовиново, а, напротив, казалось, что этот благообразный русский джентльмен, уже"повитый"славой (хотя и в временных"контрах"с русской критикой и публикой), кончит"дни живота своего", как те русские баре, которые тогда начали строить себе виллы, чтобы в Бадене и доживать свой век.
Главное ядро составляли тогда бельгийские и немецкие представители рабочих коопераций и кружков. В Брюсселе движение уже давно назревало. Немцы еще не
были тогда тем, чем они стали позднее, после войны 1870 года. Трудно
было и
представить себе тогда, то
есть в конце 60-х годов, что у них социал-демократическая партия так разовьется и даст через тридцать с небольшим лет чуть не сто депутатов в рейхстаг.
Драматург (и отчасти беллетрист) Вильдебрандт — не знаю,
был ли австриец родом. Он тогда
был в расцвете своих сил, ставил пьесы на Бург-театре (и женат
был на молодой актрисе этой сцены), но не
представлял собою особенно крупной творческо-художественной величины.
Его замысел не
был навеян ближайшей русской жизнью, а
представлял собою интимную супружескую драму, но все же на русской, барской почве.
Не нашел я в Мадриде за время, которое я провел в нем, ни одного туриста или случайно попавшего туда русского. Никто там не жил, кроме посольских, да и посольства-то не
было как следует. Русское правительство после революции, изгнавшей Изабеллу в 1868 году, прервало правильные сношения с временным правительством Испании и держало там только"поверенного в делах". Это
был г. Калошин, и он
представлял собою единственного россиянина, за исключением духовенства — священника и псаломщика.
Никто бы из нас, его тогдашних коллег, не мог бы
представить себе, что этот довольно-таки первобытный, совсем не образованный полуамериканец-полуангличанин, бывший морской юнга,
будет историческим Стэнлеем.
С разными"барами", какие и тогда водились в известном количестве, я почти что не встречался и не искал их. А русских обывателей Латинской страны
было мало, и они также мало интересного
представляли собою. У Вырубова не
было своего"кружка". Два-три корреспондента, несколько врачей и магистрантов, да и то разрозненно, — вот и все, что тогда можно
было иметь. Ничего похожего на ту массу русской молодежи — и эмигрантской и общей, какая завелась с конца 90-х годов и держится и посейчас.
Это
было совсем не то, что он
представлял собою по этой части.
Политика Габсбургского дуализма
представляла собою все то же упражнение на туго натянутом канате, выдающихся ораторов не
было, интересных сходок и митингов еще менее.
Оба ничего собою выдающегося не
представляли, а
были вивёры и веселые собеседники, усердные посетители всяких танцклассов и увеселительных вечеров. Но они вместе с Бакстом составляли род маленькой свиты Гончарова. Он жил Unter den Linden, в несуществующем уже теперь Britisch Hotel, по той стороне бульвара, которая идет справа к Brandenburgertier и к Tier-garten.
Легко
представить себе мой переполох, когда я на платформе спохватился. Бегу и спрашиваю себя: что же я
буду делать, если сумку кто-нибудь присвоит себе? Что-то краснеется… Это она!
Наша встреча в клубе произошла во время маскарадного бала. Она
была в маске и домино. Аристов
представил меня; фамилии маски он не назвал, но, дав понять, кто она, оставил нас в одной из гостиных.