Неточные совпадения
Наша гимназия была вроде той,
какая описана у меня в первых двух книгах «В путь-дорогу». Но когда я
писал этот
роман, я еще близко стоял ко времени моей юности. Краски наложены, быть может, гуще, чем бы я это сделал теперь. В общем верно, но полной объективности еще нет.
А
какая это была"новая вещь"?
Роман"Взбаламученное море", которого он
писал тогда, кажется, вторую часть.
Все крепостническое, чиновничье, дворянско-сословное и благонамеренное так и взглянуло на
роман, и сам Иван Сергеевич
писал,
как ему противны были похвалы и объятия разных господ, когда он приехал в Россию.
За два с лишком года,
как я
писал роман, он давал мне повод и возможность оценить всю свою житейскую и учебную выучку, видеть, куда я сам шел и непроизвольно и вполне сознательно. И вместе с этим передо мною самим развертывалась картина русской культурной жизни с эпохи"николаевщины"до новой эры.
Как я сказал выше, редактор"Библиотеки"взял
роман по нескольким главам, и он начал печататься с января 1862 года. Первые две части тянулись весь этот год. Я
писал его по кускам в несколько глав, всю зиму и весну, до отъезда в Нижний и в деревню; продолжал работу и у себя на хуторе, продолжал ее опять и в Петербурге и довел до конца вторую часть. Но в январе 1863 года у меня еще не было почти ничего готово из третьей книги —
как я называл тогда части моего
романа.
Как беллетрист я после"Жертвы вечерней"задумал
роман"На суд"и начал его
писать в Вене.
Центральную сцену в"Обрыве"я читал, сидя также над обрывом, да и весь
роман прочел на воздухе, на разных альпийских вышках. Не столько лица двух героев. Райского и Волохова, сколько женщины: Вера, Марфенька, бабушка, а из второстепенных — няни, учителя гимназии Козлова — до сих пор мечутся предо мною,
как живые, а я с тех пор не перечитывал
романа и
пишу эти строки
как раз 41 год спустя в конце лета 1910 года.
Он любил говорить о том,
как и когда
писал"Обрыв". Потом и в печать попали подробности о том,
как он запоем доканчивал
роман на водах,
писал по целому печатному листу в день и больше.
Некрасов, видимо, желал привязать меня к журналу, и, так
как я предложил ему
писать и статьи, особенно по иностранной литературе, он мне назначил сверх гонорара и ежемесячное скромное содержание. А за
роман я еще из-за границы согласился на весьма умеренный гонорар в 60 рублей за печатный лист, то есть в пять раз меньше той платы,
какую я получаю
как беллетрист уже около десяти лет.
Николай Курочкин,
как я уже говорил выше, дал мысль Некрасову обратиться ко мне с предложением
написать роман для"Отечественных записок". Ко мне он относился очень сочувственно, много мне рассказывал про свои похождения, про то время, когда он жил в Швейцарии и был вхож в дом А.И.Герцена.
Неточные совпадения
Ее
писали,
как роман, для утешения людей, которые ищут и не находят смысла бытия, — я говорю не о временном смысле жизни, не о том, что диктует нам властное завтра, а о смысле бытия человечества, засеявшего плотью своей нашу планету так тесно.
Вот тебе и драма, любезный Борис Павлович: годится ли в твой
роман?
Пишешь ли ты его? Если
пишешь, то сократи эту драму в двух следующих словах. Вот тебе ключ, или «le mot de l’enigme», [ключ к загадке (фр.).] —
как говорят здесь русские люди, притворяющиеся не умеющими говорить по-русски и воображающие, что говорят по-французски.
Ему пришла в голову прежняя мысль «
писать скуку»: «Ведь жизнь многостороння и многообразна, и если, — думал он, — и эта широкая и голая,
как степь, скука лежит в самой жизни,
как лежат в природе безбрежные пески, нагота и скудость пустынь, то и скука может и должна быть предметом мысли, анализа, пера или кисти,
как одна из сторон жизни: что ж, пойду, и среди моего
романа вставлю широкую и туманную страницу скуки: этот холод, отвращение и злоба, которые вторглись в меня, будут красками и колоритом… картина будет верна…»
Между тем
писать выучился Райский быстро, читал со страстью историю, эпопею,
роман, басню, выпрашивал, где мог, книги, но с фактами, а умозрений не любил,
как вообще всего, что увлекало его из мира фантазии в мир действительный.
—
Как же! — вмешался Леонтий, — я тебе говорил: живописец, музыкант… Теперь
роман пишет: смотри, брат,
как раз тебя туда упечет. Что ты: уж далеко? — обратился он к Райскому.