Неточные совпадения
Таких типов теперь я уже не знаю и среди самых известных «
первых сюжетов»
столиц и провинции.
Передо мною прошел целый петербургский сезон 1861–1862 года, очень интересный и пестрый. Переживая настроения, заботы и радости моих
первых постановок в обеих
столицах, я отдавался и всему, что Петербург давал мне в тогдашней его общественной жизни.
Если привилегия императорских театров не дозволяла в
столицах никакой частной антрепризы, то это же сосредоточивало художественный интерес на одной сцене; а система бенефисов хотя и не позволяла ставить пьесы так, как бы желали друзья театра и драматурги, но этим самым драматургам бенефисная система давала гораздо более легкий ход на сцену, что испытал и я — на
первых же моих дебютах.
В Лондоне в 1867 году, когда он был моим путеводителем по британской
столице, он тотчас же познакомил меня с тем самым Рольстоном (библиотекарем Британского музея), который один из
первых англичан стал писать по русской литературе.
Запасшись планом и кратким гидом, мы в
первый день с раннего утра до поздней ночи пешком и на империалах омнибусов"вкушали"
столицу мира.
Но можно уже получить довольно верное представление об этой второй
столице мира, если считать законной претензию Парижа быть
первой. И тогда же я сразу увидал, что по грандиозным размерам и такому же грандиозному движению Лондон занимал, конечно,
первое место, особенно рядом с тогдашним Парижем — элегантным, привлекательным, центральным для материка Европы, но гораздо менее внушительным и обширным. А с тех пор Лондон еще разросся до населения (с пригородами) в семь миллионов жителей.
"Успех скандала", выпавший на долю"Жертвы вечерней", и строгая, но крайне тенденциозная рецензия"Отечественных записок"мало смущали меня. Издали все это не могло меня прямо задевать. Книга была спасена, продавалась, и роман читался усердно и в
столицах и в провинции. И далее, в начале 70-х годов, по возвращении моем в Россию, один петербургский книгопродавец купил у меня право нового издания, а потом роман вошел в
первое собрание моих сочинений, издания М.О.Вольфа, уже в 80-х годах.
Живя почти что на самом Итальянском бульваре, в Rue Lepelletier, я испытал особого рода пресноту именно от бульваров. В
первые дни и после венской привольной жизни было так подмывательно очутиться опять на этой вечно живой артерии
столицы мира. Но тогда весенние сезоны совсем не бывали такие оживленные, как это начало входить в моду уже с 80-х годов. В мае, к концу его, сезон доживал и пробавлялся кое-чем для приезжих иностранцев, да и их не наезжало и на одну десятую столько, сколько теперь.
В Варшаве я ее видел в комедии и интимной драме польского репертуара и думаю, что средний жанр был ее настоящей сферой. Такой изящной, тонкой артистки тогда у нас в
столицах еще не было. Да и у себя в гостиной она была гораздо больше светская дама, чем тогдашние наши"
первые сюжеты".
Только по итогам сделаешь вывод, что Лондон —
первая столица в мире, когда сочтешь, сколько громадных капиталов обращается в день или год, какой страшный совершается прилив и отлив иностранцев в этом океане народонаселения, как здесь сходятся покрывающие всю Англию железные дороги, как по улицам из конца в конец города снуют десятки тысяч экипажей.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был
первый в
столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Во-первых, было видно и даже слишком заметно, что Петр Петрович усиленно поспешил воспользоваться несколькими днями в
столице, чтоб успеть принарядиться и прикраситься в ожидании невесты, что, впрочем, было весьма невинно и позволительно.
Делать с ними нечего, но положено отдать в
первом месте, где мы остановимся, для отсылки в их
столицу, бумагу о случившемся.
Действие происходит в стране берендеев в доисторическое время. Пролог на Красной горке, вблизи Берендеева посада,
столицы царя Берендея.
Первое действие в заречной слободе Берендеевке. Второе действие во дворце царя Берендея. Третье действие в заповедном лесу. Четвертое действие в Ярилиной долине.
Близ Москвы, между Можайском и Калужской дорогой, небольшая возвышенность царит над всем городом. Это те Воробьевы горы, о которых я упоминал в
первых воспоминаниях юности. Весь город стелется у их подошвы, с их высот один из самых изящных видов на Москву. Здесь стоял плачущий Иоанн Грозный, тогда еще молодой развратник, и смотрел, как горела его
столица; здесь явился перед ним иерей Сильвестр и строгим словом пересоздал на двадцать лет гениального изверга.