Неточные совпадения
„Неофитом науки“ я почувствовал себя к переходу на второй курс самобытно, без всякого влияния кого-нибудь из старших товарищей или однокурсников. Самым дельным из них был мой школьный товарищ Лебедев, тот заслуженный
профессор Петербургского университета, который обратился ко мне с очень милым и теплым
письмом в день празднования моего юбилея в Союзе писателей, 29 октября 1900 года. Он там остроумно говорит, как я, начав свое писательство еще в гимназии, изменил беллетристике, увлекшись ретортами и колбами.
Из
профессоров жаль было только двоих — Бутлерова и Киттары, но Бутлеров сам одобрил мою идею перехода в Дерпт для специального изучения химии, дал мне и рекомендательное
письмо к своему когда-то наставнику, старику Клаусу, открывшему в Казани металл рутений.
Мой учебник (первую его часть) весьма одобрил тогдашний
профессор химии Лясковский, к которому я привез
письмо от Карла Шмидта. Мне и теперь кажется курьезным, что студент задумал целый учебник"собственного сочинения", и самая существенная часть его — первая, удостоилась лестной рекомендации от авторитетного
профессора.
Из Дерпта я привез — кажется, единственное — рекомендательное
письмо к тогдашнему ректору П.А.Плетневу от
профессора русской словесности Розберга.
Выходило так, что рекомендательное
письмо дерптского
профессора пришлось как нельзя более кстати.
Но я получил кандидатский диплом уже в январе 1862 года на пергаменте, что стоило шесть рублей, с пропиской всех наук, из которых получил такие-то отметки, и за подписью исправляющего должность ректора,
профессора Воскресенского. Когда-то, дерптским студентом, я являлся к нему с рекомендательным
письмом от моего наставника Карла Шмидта по поводу сделанного мною перевода учебника Лемана.
К нему я обратился с
письмом как к человеку всего более компетентному в театральном деле. Он принял меня очень радушно и сейчас же пригласил меня бывать на его понедельниках — ранние завтраки в половине двенадцатого, куда являлись его приятели из литераторов,
профессоров, актеров и актрис.
Неточные совпадения
Профессор вел жаркую полемику против материалистов, а Сергей Кознышев с интересом следил за этою полемикой и, прочтя последнюю статью
профессора, написал ему в
письме свои возражения; он упрекал
профессора за слишком большие уступки материалистам.
— Вы не можете представить себе, что такое
письма солдат в деревню,
письма деревни на фронт, — говорил он вполголоса, как бы сообщая секрет. Слушал его профессор-зоолог, угрюмый человек, смотревший на Елену хмурясь и с явным недоумением, точно он затруднялся определить ее место среди животных. Были еще двое знакомых Самгину — лысый, чистенький старичок, с орденом и длинной поповской фамилией, и пышная томная дама, актриса театра Суворина.
Затем, почти после полугодового молчания, Евгений Павлович уведомил свою корреспондентку, опять в длинном и подробном
письме, о том, что он, во время последнего своего приезда к
профессору Шнейдеру, в Швейцарию, съехался у него со всеми Епанчиными (кроме, разумеется, Ивана Федоровича, который, по делам, остается в Петербурге) и князем Щ.
Профессор несколько минут изучает
письмо, и чем дальше, тем больше расплывается на его умном лице веселая улыбка.
Во втором полученном из Берлина
письме песня варьировалась: «Работаю по двенадцати часов в сутки („хоть бы по одиннадцати“, — проворчала Варвара Петровна), роюсь в библиотеках, сверяюсь, выписываю, бегаю; был у
профессоров.