Неточные совпадения
Из знаменитостей впоследствии был украшением College de France и Ренан, но я
попал к нему уже гораздо позднее, когда и лично познакомился с ним. Это было уже в 80-х годах. Он тогда читал в той самой аудитории, где когда-то читал
русский язык старый поляк Ходзько.
Русские моего времени, когда
попадали в Лондон, все — если они только были либерально настроенные — являлись на поклон
к издателю"Колокола". Но ни в 1868 году, ни годом раньше, в 1867 (когда я впервые
попал в Лондон) Герцена уже не было в Англии, и я уже рассказал о нашей полувстрече в Женеве в конце 1865 года.
Я сразу
попал в воздух
русской писательской интеллигенции,
к моим старшим сверстникам, в воздух милых для меня разговоров и воспоминаний.
Университет не играл той роли, какая ему выпала в 61 году, но вкус
к слушанию научных и литературных публичных лекций разросся так, что я был изумлен, когда
попал в первый раз на одну из лекций по
русской литературе Ореста Миллера в Клубе художников, долго помещавшемся в Троицком переулке (ныне — улице), где теперь"зала Павловой".
Но в его анархизме было много такого, что давало ему свободу мнений; вот почему он и не
попал в ученики
к Карлу Марксу и сделался даже предметом клеветы: известно, что Маркс заподозрил его в роли агента
русского правительства, да и
к Герцену Маркс относился немногим лучше.
В первый раз это случилось в кабинете Я.П.Полонского, тогда одного из редакторов кушелевского журнала"
Русское слово".
К нему я
попал с рукописью моей первой комедии"Фразеры", которая как раз и погибла в редакции этого журнала и не появлялась никогда ни на сцене, ни в печати. На сцену ее не пустила театральная цензура.
В первый раз мне привелось видеть его, когда я, еще дерптским студентом, привозил свою первую комедию"Фразеры"(как уже упоминал выше) в Петербург, и
попал я
к Я.П.Полонскому, одному из редакторов"
Русского слова".
Неточные совпадения
А уж
упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века
Русская земля!» И понеслась
к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на
Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру.
От Плутарха и «Путешествия Анахарсиса Младшего» он перешел
к Титу Ливию и Тациту, зарываясь в мелких деталях первого и в сильных сказаниях второго,
спал с Гомером, с Дантом и часто забывал жизнь около себя, живя в анналах, сагах, даже в
русских сказках…
Величайшие
русские гении боялись этой ответственности личного духа и с вершины духовной
падали вниз, припадали
к земле, искали спасения в стихийной народной мудрости.
О, он отлично понимал, что для смиренной души
русского простолюдина, измученной трудом и горем, а главное, всегдашнею несправедливостью и всегдашним грехом, как своим, так и мировым, нет сильнее потребности и утешения, как обрести святыню или святого,
пасть пред ним и поклониться ему: «Если у нас грех, неправда и искушение, то все равно есть на земле там-то, где-то святой и высший; у того зато правда, тот зато знает правду; значит, не умирает она на земле, а, стало быть, когда-нибудь и
к нам перейдет и воцарится по всей земле, как обещано».
Тема случилась странная: Григорий поутру, забирая в лавке у купца Лукьянова товар, услышал от него об одном
русском солдате, что тот, где-то далеко на границе, у азиятов,
попав к ним в плен и будучи принуждаем ими под страхом мучительной и немедленной смерти отказаться от христианства и перейти в ислам, не согласился изменить своей веры и принял муки, дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля Христа, — о каковом подвиге и было напечатано как раз в полученной в тот день газете.