Она страдала за эти уродливости и от этих уродливостей, мешавших жить, чувствовала нередко цепи и готова бы была, ради правды, подать руку пылкому товарищу, другу, пожалуй мужу, наконец… чем бы он ни был для нее, — и идти на борьбу против
старых врагов, стирать ложь, мести сор, освещать темные углы, смело, не слушая старых, разбитых голосов, не только Тычковых, но и самой бабушки, там, где последняя безусловно опирается на старое, вопреки своему разуму, — вывести, если можно, и ее на другую дорогу.
Теперь я люблю воспоминание об этом городишке, как любят порой память
старого врага. Но, боже мой, как я возненавидел к концу своего пребывания эту затягивающую, как прудовой ил, лишенную живых впечатлений будничную жизнь, высасывавшую энергию, гасившую порывы юного ума своей безответностью на все живые запросы, погружавшую воображение в бесплодно — романтическое ленивое созерцание мертвого прошлого.
Пока продолжались искус, учение, работа — все шло хорошо, но, с принятием его в братство Иисуса,
старый враг — скептицизм снова проснулся: чем больше он смотрел из-за кулис на великолепную и таинственную обстановку католицизма, тем меньше он находил веры, и новый ряд мучительных страданий начался для него.
Но,
старый враг, не дремлет сатана! // Услышал он, шатаясь в белом свете, // Что бог имел еврейку на примете, // Красавицу, которая должна // Спасти наш род от вечной муки ада. // Лукавому великая досада — // Хлопочет он. Всевышний между тем // На небесах сидел в уныньи сладком, // Весь мир забыл, не правил он ничем — // И без него всё шло своим порядком.
Неточные совпадения
Кроме того,
старый Стремов, один из влиятельных людей Петербурга, поклонник Лизы Меркаловой, был по службе
враг Алексея Александровича.
— Митя чувствует демос личным своим
врагом. Мы,
старые дворяне, гораздо более терпимы, чем современная молодежь…
И день настал. Встает с одра // Мазепа, сей страдалец хилый, // Сей труп живой, еще вчера // Стонавший слабо над могилой. // Теперь он мощный
враг Петра. // Теперь он, бодрый, пред полками // Сверкает гордыми очами // И саблей машет — и к Десне // Проворно мчится на коне. // Согбенный тяжко жизнью
старой, // Так оный хитрый кардинал, // Венчавшись римскою тиарой, // И прям, и здрав, и молод стал.
О, он не в великолепных кардинальских одеждах своих, в каких красовался вчера пред народом, когда сжигали
врагов римской веры, — нет, в эту минуту он лишь в
старой, грубой монашеской своей рясе.
В протестантской Германии образовалась тогда католическая партия, Шлегель и Лео меняли веру,
старый Ян и другие бредили о каком-то народном и демократическом католицизме. Люди спасались от настоящего в средние века, в мистицизм, — читали Эккартсгаузена, занимались магнетизмом и чудесами князя Гогенлоэ; Гюго,
враг католицизма, столько же помогал его восстановлению, как тогдашний Ламенне, ужасавшийся бездушному индифферентизму своего века.