Он снова замолк, и Сашка почувствовал, как задрожала рука, лежавшая на его шее. Все сильнее дрожала и дергалась она, и чуткое безмолвие ночи внезапно нарушилось всхлипывающим, жалким звуком сдерживаемого плача. Сашка сурово задвигал бровями и осторожно, чтобы не потревожить тяжелую, дрожащую руку, сковырнул
с глаза слезинку. Так странно было видеть, как плачет большой и старый человек.
Неточные совпадения
Ушли все на минуту, мы
с нею как есть одни остались, вдруг бросается мне на шею (сама в первый раз), обнимает меня обеими ручонками, целует и клянется, что она будет мне послушною, верною и доброю женой, что она сделает меня счастливым, что она употребит всю жизнь, всякую минуту своей жизни, всем, всем пожертвует, а за все это желает иметь от меня только одно мое уважение и более мне, говорит, «ничего, ничего не надо, никаких подарков!» Согласитесь сами, что выслушать подобное признание наедине от такого шестнадцатилетнего ангельчика
с краскою девичьего стыда и со
слезинками энтузиазма в
глазах, — согласитесь сами, оно довольно заманчиво.
Этот Тимофеич, потертый и проворный старичок,
с выцветшими желтыми волосами, выветренным, красным лицом и крошечными
слезинками в съеженных
глазах, неожиданно предстал перед Базаровым в своей коротенькой чуйке [Чуйка — верхняя одежда, длинный суконный кафтан.] из толстого серо-синеватого сукна, подпоясанный ременным обрывочком и в дегтярных сапогах.
Заставляя себя любезно улыбаться, он присматривался к Дуняше
с тревогой и видел: щеки у нее побледнели, брови нахмурены; закусив губу, прищурясь, она смотрела на огонь лампы, из
глаз ее текли
слезинки. Она судорожно позванивала чайной ложкой по бутылке.
— Батюшка, Аркадий Павлыч, —
с отчаяньем заговорил старик, — помилуй, заступись, — какой я грубиян? Как перед Господом Богом говорю, невмоготу приходится. Невзлюбил меня Софрон Яковлич, за что невзлюбил — Господь ему судья! Разоряет вконец, батюшка… Последнего вот сыночка… и того… (На желтых и сморщенных
глазах старика сверкнула
слезинка.) Помилуй, государь, заступись…
За несколько дней до кончины, уже не вставая
с постели,
с робкими
слезинками на погасающих
глазах, объявила она мужу при духовнике, что желает повидаться и проститься
с невесткой, благословить внука.