Неточные совпадения
С. 581 750.],
говорит о вере как установляющей
бытие предмета и скрепляющей собой эмпирические показания и их логическую связь: согласно этому учению, акт веры присутствует в каждом познавательном акте [Эта теория подвергнута разбору проф. А. И. Введенским в его сборнике «Философские этюды» в очерке под заглавием: «Мистическая теория познания Соловьева».].
Божеству,
говорит Филон, невозможно приписать никаких свойств, ибо оно, будучи нерожденным и само приведшим все в
бытие, не имеет нужды ни в чем, что свойственно существам тварным и конечным» (Муретов. Учение
о Логосе, 110–111).
О нем как
о небытии можно
говорить поэтому лишь в отношении к уже проявленному
бытию, но отнюдь не в смысле пустоты, отсутствия
бытия.
Бог есть виновник-не только
бытия, но и небытия, эта головокружительная по смелости и глубокомыслию формула принадлежит не кому иному, как таинственному автору «Ареопагитик» и комментатору его св. Максиму Исповеднику, — столпам православного богословствования [В творении «
О божественных именах» св. Дионисий Ареопагит
говорит, что, «если позволительно сказать, само не-сущее стремится к благу, стоящему выше всего существующего, старается и само как-нибудь быть в благе» (και αυτό το μη öv έφίεται και φιλονικεϊ πως εν τοίγαθώ και αυτό είναι) (De d. п., IV, 3 Migne, III, 64714).
Господь Иисус есть Бог, Второе Лицо Пресвятой Троицы, в Нем «обитает вся полнота Божества телесно» [Кол. 2:9.]; как Бог, в абсолютности Своей Он совершенно трансцендентен миру, премирен, но вместе с тем Он есть совершенный Человек, обладающий всей полнотой тварного, мирового
бытия, воистину мирочеловек, — само относительное, причем божество и человечество, таинственным и для ума непостижимым образом, соединены в Нем нераздельно и неслиянно [Это и делает понятной, насколько можно здесь
говорить о понятности, всю чудовищную для разума, прямо смеющуюся над рассудочным мышлением парадоксию церковного песнопения: «Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог, в рай же с разбойником и на престоле сущий со Отцем и Духом, вся исполняя неописанный» (Пасхальные часы).].
Говорить о повторении или удвоении можно только относительно подобного в области временного и пространственного
бытия.
Мир идеальный, софийный, остается по ту сторону такого бытия-небытия, иначе
говоря, в нем нет места материи — ничто, и если и можно
говорить о его
бытии — сущести, то лишь в особом смысле сверхбытия, до которого не достигает тень небытия.
Ничто получило актуальное
бытие и стало Хаосом, реальным άπειρον,
о котором
говорят мифологии греков, вавилонян и др. народов.
Причастность
бытия идеям, μέθεξις,
о которой
говорит Платон, изъяснена была им же как всеобщая всепроникающая сила Эроса, великого посредника «между богом и смертным», — μεταξύ θεού τε και θνητού (Symposion, 202 с).
И
о чистоте и «идейности» животного мира внятнее всего
говорят птицы небесные, эти цветы его. уже самым своим
бытием славящие Бога.
Образ Божий дан человеку, он вложен в него как неустранимая основа его
бытия, подобие же есть то, что осуществляется человеком на основе этого образа, как задача его жизни [Различие между образом и подобием Божьим было сделано уже Оригеном: «Моисей, когда рассказывает
о первом сотворении человека,
говорит: и рече Бог: сотворим человека по образу нашему и по подобию.
Неточные совпадения
— Когда так, извольте послушать. — И Хин рассказал Грэю
о том, как лет семь назад девочка
говорила на берегу моря с собирателем песен. Разумеется, эта история с тех пор, как нищий утвердил ее
бытие в том же трактире, приняла очертания грубой и плоской сплетни, но сущность оставалась нетронутой. — С тех пор так ее и зовут, — сказал Меннерс, — зовут ее Ассоль Корабельная.
— Хотя астрономы издревле славятся домыслами своими
о тайнах небес, но они внушают только ужас, не
говоря о том, что ими отрицается
бытие духа, сотворившего все сущее…
«Больной человек. Естественно, что она думает и
говорит о смерти. Мысли этого порядка —
о цели
бытия и прочем — не для нее, а для здоровых людей. Для Кутузова, например… Для Томилина».
Ужинали миролюбиво, восхищаясь вкусом сига и огромной индейки, сравнивали гастрономические богатства Милютиных лавок с богатствами Охотного ряда, и все, кроме Ореховой, согласились, что в Москве едят лучше, разнообразней. Краснов, сидя против Ногайцева, начал было
говорить о том, что непрерывный рост разума людей расширяет их вкус к земным благам и тем самым увеличивает количество страданий, отнюдь не способствуя углублению смысла
бытия.
Ее писали, как роман, для утешения людей, которые ищут и не находят смысла
бытия, — я
говорю не
о временном смысле жизни, не
о том, что диктует нам властное завтра, а
о смысле
бытия человечества, засеявшего плотью своей нашу планету так тесно.