Неточные совпадения
Кроме того, понятие «трансцендентное» соотносится у Канта с понятием «трансцендентальное»; к последнему он относит все формальные предпосылки познания (априорные формы чувственности: пространство и время; категории рассудка:
субстанция, причинность и т. д.), хотя сам Кант иногда допускал смешение понятий «трансцендентное» и «трансцендентальное».
Что вы знаете или мните о природе вещей, лежит далеко в стороне от области религии: воспринимать в нашу жизнь и вдохновляться в этих воздействиях (вселенной) и в том, что они пробуждают в нас, всем единичным не обособленно, а в связи с целым, всем ограниченным не в его противоположности иному, а как символом бесконечного — вот что есть религия; а что хочет выйти за эти пределы и, напр., глубже проникнуть в природу и
субстанцию вещей, есть уже не религия, а некоторым образом стремится быть наукой…
«Понятие о Боге, как особой
субстанции, невозможно и противоречиво».
Эта божественная Первооснова мира и бытия есть и общая
субстанция мира, ибо все обосновывается в Едином, имеет в нем и причину, и цель, существует только его животворящей силой.
Бог не есть сущность (
субстанция — ουσία), как разумеется она просто или в том смысле, что она есть и начало; и не есть потенция, как разумеется потенция просто или в том смысле, чтобы быть посредствующей (срединой, μεσάτης); и не есть энергия, как разумеется она просто или в том смысле, что она есть цель преднамечаемого сообразно потенции и вытекающего из сущности движения.
Также, раз Он есть все, и все во всем, Он не может иметь имени, Он, который есть
субстанция, сущность и жизнь для всех видимых и невидимых вещей; да и всех вещей, которые можно назвать и по знать, — их вещь и сущность.
Если мы говорим, что мир есть творение Божие, мы установляем тем самым, что он не есть causa sui [Причина самого себя (лат.).] (как определяет
субстанцию Спиноза), он имеет причину и источник бытия не в себе самом, но вне себя, в Боге.
История мысли подчеркнула, однако, скорее второе понимание — в духе эманативного монизма (так преломилось это учение, напр., у Я. Беме; быть может, в нем же следует искать прототип учения Спинозы об единой
субстанции, существующей во многих модусах и атрибутах).
Поэтому всякое нечто: бог ли или человек, небо или ад, ангелы или демоны, — имеет одну природу или сущность, как в системе Спинозы единая абсолютная
субстанция существует в бесконечном множестве атрибутов и модусов.
Онтологическая пропасть между Богом и тварью здесь засыпается, и тварь рассматривается как модус единой
субстанции, чем пролагается путь к будущему спинозизму.
«В этом переживании дух не остается более тварью, ибо он сам есть уже «божество», он есть одно существо, одна
субстанция с божеством, и есть вместе с тем и свое собственное и всех тварей блаженство» (I, 202).
Как нужно понимать божественное ничто в учении Беме: как трансцендентное НЕ-что, или как эккегартовское Gottheit, или как гегелевское диалектическое ничто, из которого вытекает с необходимостью все и в котором завито это все, или как спинозовскую
субстанцию, лежащую в основе модусов, или как плотиновское Единое, из которого эманирует мир?
Бог для него, очевидно, есть непосредственная
субстанция мира; свободного отношения Бога к миру, свободного творения он хотя и хочет, но не может получить.
И с этой стороны система Беме по своему философскому типу (хотя и не по построению) близка к пантеистическому монизму Спинозы с его единой в своей нераскрытости
субстанцией, проявляющейся в бесчисленных атрибутах и модусах.
Если скажем, что бытие, т. е. относительное во всей множественности своей, есть совокупность модусов Абсолютного, т. е. что Абсолютное имеет в себе относительное, как модусы (учение Спинозы [Модус (в системе Спинозы) — единичное проявление единой и единственной
субстанции.
«Под модусом я разумею состояние
субстанции, иными словами, то, что существует в другом и представляется через это другое» (Спиноза Б. Избранные произведения.
«Мы не можем сказать, что этот мир создан из чего-либо, возникло лишь вожделение из свободного наслаждения, что безосновность, как высшее благо, или сущность, как вечная воля, созерцает в наслаждении (Lust), как в зеркале» (IV, 424, § 7).]; мир есть модус абсолютной
субстанции, — на разные лады, но в одинаковом смысле отвечают Дж. Бруно, Спиноза, разных оттенков пантеисты и монисты; следовательно, напрашивается неизбежное заключение — мира нет в его самобытности и относительности, а существует только Абсолютное.
Парменид учит нас, что есть только бытие, небытия же вовсе не существует; правда, он имел при этом в виду свое неподвижное, абсолютное Единое,
субстанцию мира, которой только и принадлежит бытие, вне же ее ничего нет. В применении к такому понятию абсолютного, очевидно, не имеет никакого значения идея небытия. Однако не так просто обстоит это в применении к действию Абсолютного, к творческому акту, которым оно вызывает к существованию несуществовавшее доселе, т. е. небытие, творит из ничего.
Очевидно, далее, что если рассматривать вселенную как само Абсолютное («
субстанцию» или божество), то она не может же почитаться за таковое в своем бытийном лике, т. е. в бывании, Werden, последнее неизбежно должно тогда отрицаться в онтологической подлинности своей.
В новой философии сюда наиболее относится учение Спинозы об единой
субстанции, «природе которой присуще существование» (Этика, теор. 7) [«Природе
субстанции присуще существование» (Спиноза Б. Избранные произведения.
Т. 1. С. 364).], а все множественное бытие оказывается «модусами» этой
субстанции.
У этого энтузиаста природы, как только этот энтузиазм ведет его в сторону пантеизма, к отождествлению мировой души с Божеством, мир с своею множественностью теряет свою самобытность, получая значение акциденций единой неподвижной
субстанции [Дж.
В бесконечном, неподвижном, т. е.
субстанции, сущности, находится множество, число; как модус и многообразие сущности, она не становится более чем единой, но только многообразной, многовидной сущностью.
Каждое порождение, какого бы рода оно ни было, есть изменение, тогда как
субстанция всегда остается тою же, потому что она есть только одна, божественная, бессмертная сущность…
Отношение между единым и многим, вселенной и ее феноменами определяется так, что последние «суть как бы различные способы проявления одной и той же
субстанции, колеблющееся, подвижное, преходящее явление недвижной, пребывающей и вечной сущности, в которой есть все формы, образы и члены, но в неразличенном и как бы завитом состоянии, как в семени рука не отличается еще от кисти, хвост — от головы, жилы — от костей.
Но что порождается отделением и различением — это не есть новая и иная
субстанция; но она приводит лишь в действительность и исполнение известные свойства, различия, акциденции и ступени в каждой
субстанции…
Так как сущность неделима и проста… стало быть, ни в каком случае земля не может рассматриваться как часть сущности, солнце — как часть
субстанции, так как она неделима; не позволительно говорить о части в
субстанции, так же, как нельзя говорить, что часть души — в руке, другая в голове, но вполне возможно, что душа в той части, которая является головой, что она есть
субстанция части или находится в той части, которая есть рука.
Ибо часть, кусок, член, целое, столько, больше, меньше, как это, как то, чем это, чем то, согласно, различно и другие отношения не выражают абсолютного и поэтому не могут относиться к
субстанции, к единому, к сущности, но лишь чрез посредство
субстанции быть при едином и сущности как модусы, отношения и формы…
Апории, возникающие при определении соотношения между единым абсолютным универсом и относительным бытием, вскрылись бы с еще большей ясностью, если бы Бруно перешел к выяснению природы человеческой личности и индивидуального духа, который во имя последовательности тоже пришлось бы признать акциденцией, модусом или феноменом единой
субстанции (к каковому аперсонализму и приводит обыкновенно логика пантеизма).
Философия монизма, признающая только Единое как в себе замкнутую
субстанцию, не знает материнства (а потому не знает, конечно, и отцовства): для нее ничего не рождается к бытию, и яростный, всепожирающий Кронос вечно поедает детей своих, вновь возвращает в себя свое семя, не давая ему излиться плодотворящим дождем на жаждущее оплодотворения ничто.
Но природа, как внешне проявленная, эмпирическая (natura naturata), так и внутренняя, ноуменальная («ewige Natur», natura naturans) [Природа сотворенная (лат.), «вечная природа» (нем.), природа творящая (лат.) — последнее и первое понятия в системе Спинозы означают соответственно
субстанцию и ее порождения.], не исчерпывает и потому не ограничивает Бога, который в абсолютности и трансцендентности Своей свободен от всякой природы и от всякой закономерности, от всякой физики и истории.
Итак, материя есть не
субстанция тела, как думают материалисты, а только его качество, сила, делающая тела плотью, облекающая кожаной ризой их славу и красоту.
Она безлика и имперсональна, как имперсонально вообще Божество в системе Беме, она есть «Wesenheit»,
субстанция или сущность.