София то сближается до полного почти отожествления с Христом, становясь лишь Его силою или атрибутом (так понималась идея Айа-Софии в Царьграде при императоре Юстиниане), то с Богоматерью (празднование св. Софии и внешне соединяется с Успением Богоматери), то с прославленной Церковью, небесной и земной, то с
женским образом Невесты из Песни Песней (на некоторых иконах), то даже с космосом.
Неточные совпадения
Христос для того и был рожден Девой, чтобы освятить
женское начало, а сам пребывал в мужском роде, чтобы мужское и
женское опять составили
образ Божий и отныне не было бы мужчин и женщин, а была бы мужествующая Дева, каковой и был Христос (Classen. 3, 23).
Создание Евы из ребра означает лишь выделение из Адама его же половины, именно его «Weiblichkeit und Mütterlichkeit» [Женственность и материнство (нем.).], это произошло не при самом создании человека потому, что «das Leben beider Tincturen nur ein einiger Mensch im Bilde Gottes ist, und in der Ewigkeit nicht in zweierlei heben, als männlich und weiblich, stehen mag» [Тварь может воплотить
образ Божий, лишь, будучи в том или ином роде, в вечности же нет ни мужского, ни
женского (нем.).] [Ib., 203.].
Ибо Писание сперва говорит: сотвори Бог человека по
образу Своему, показывая сими словами, как говорит Апостол, что в таковом несть мужеский пол, ни
женский; потом присовокупляет отличительные свойства человеческого естества, а именно: мужа и жену сотвори их».
Различие на полы создано только на основании предведения греха: Бог, «предуразумевая силою предведения, к чему склонно движение произвола по самоуправству и самовластию (поелику знал будущее), изобретает для
образа различие мужеского и
женского пола, которое не имеет никакого отношения к божественному первообразу, но, как сказано, присвоено естеству бессловесному».
— Zohar, II, 70b: «Присоединяя, что человек создан по
образу Божию, Писание намекает на тайну мужского л
женского начала.
Душа исходит из высшей области, а умный дух из низшей, они соединяются вместе, по
образу единения мужского и
женского, а только соединившись вместе, они светят и отражают высший свет.
Насколько в возлюбленной для любящего вся тварь предстает как
образ женской красоты, настолько же и возлюбленная при этом осознает свою женственность, открывается сама себе.
Изредка доходили до слуха его какие-то, казалось, женские восклицания: «Врешь, пьяница! я никогда не позволяла ему такого грубиянства!» — или: «Ты не дерись, невежа, а ступай в часть, там я тебе докажу!..» Словом, те слова, которые вдруг обдадут, как варом, какого-нибудь замечтавшегося двадцатилетнего юношу, когда, возвращаясь из театра, несет он в голове испанскую улицу, ночь, чудный
женский образ с гитарой и кудрями.
Вл. Соловьев — романтик, и, в качестве романтика, у него происходило неуловимое сближение и отожествление влюбленности в красоту вечной женственности Премудрости Божией с влюбленностью в красоту конкретного
женского образа, которого он так никогда и не мог найти.
Неточные совпадения
Это название она приобрела законным
образом, ибо, точно, ничего не пожалела, чтобы сделаться любезною в последней степени, хотя, конечно, сквозь любезность прокрадывалась ух какая юркая прыть
женского характера! и хотя подчас в каждом приятном слове ее торчала ух какая булавка! а уж не приведи бог, что кипело в сердце против той, которая бы пролезла как-нибудь и чем-нибудь в первые.
Таким
образом опять все заглохло бы в комнатах Обломова, если б не Анисья: она уже причислила себя к дому Обломова, бессознательно разделила неразрываемую связь своего мужа с жизнью, домом и особой Ильи Ильича, и ее
женский глаз и заботливая рука бодрствовали в запущенных покоях.
Райский знал и это и не лукавил даже перед собой, а хотел только утомить чем-нибудь невыносимую боль, то есть не вдруг удаляться от этих мест и не класть сразу непреодолимой дали между ею и собою, чтобы не вдруг оборвался этот нерв, которым он так связан был и с живой, полной прелести, стройной и нежной фигурой Веры, и с воплотившимся в ней его идеалом, живущим в ее
образе вопреки таинственности ее поступков, вопреки его подозрениям в ее страсти к кому-то, вопреки, наконец, его грубым предположениям в ее
женской распущенности, в ее отношениях… к Тушину, в котором он более всех подозревал ее героя.
Перед ним, как из тумана, возникал один строгий
образ чистой
женской красоты, не Софьи, а какой-то будто античной, нетленной,
женской фигуры. Снилась одна только творческая мечта, развивалась грандиозной картиной, охватывала его все более и более.
Таким
образом, Анна Андреевна поставлена была в чрезвычайно неловкое положение, тонко понимая своим
женским чутьем, что малейшим наговором на Катерину Николаевну, перед которой князь тоже благоговел, а теперь даже более, чем всегда, и именно потому, что она так благодушно и почтительно позволила ему жениться, — малейшим наговором на нее она оскорбила бы все его нежные чувства и возбудила бы в нем к себе недоверие и даже, пожалуй, негодование.