Неточные совпадения
Однако я слышу обычное в таких случаях возражение: возможна и существует атеистическая религия [Термин Э. Геккеля, употребленный им в его популярной книге «Мировые загадки».], утверждающая своей основой не
Бога, но небытие, ничто, и религия эта имеет мировое
значение, считает сотни миллионов последователей: это — буддизм.
И миропознание — будет ли это естествознание (в широчайшем, всеобъемлющем смысле слова) или «духовное знание» при свете веры в
Бога получает совсем новое
значение.
Вера, на которой утверждается религия, не может ограничиваться субъективным настроением, «
Богом в душе», она утверждает, что
Бог есть, как трансцендентное, есть вне меня и лишь потому есть во мне [Понятие «есть» в применении к
Богу употребляется здесь только в предварительном и условном
значении, в противопоставлении субъективизму.
Лишь в царстве будущего века, когда «
Бог будет всяческая во всех» [«Да будет
Бог все во всем» (1 Кор. 15:28).], станет более имманентен миру, нежели в этом веке, а потому и самая возможность религии, в
значении ее как ущербленного богосознания, упразднится, лишь тогда человеческой свободе уже не дано будет знать или не знать
Бога, верить или не верить в Него.
Конечно, остается недоступной человеческому уму тайной боговоплощения, каким образом воплотившийся
Бог мог так закрыть Божество человечеством, чтобы оказаться способным и совершить подвиг веры в
Бога, и испытать человеческое чувство богооставленности, но это показывает именно на глубочайшую человечность веры, ее исключительное
значение и неустранимость подвига веры для человека.].
Теория Шлейермахера, выражаясь современным философским языком, есть воинствующий психологизм, ибо «чувство» утверждается здесь в его субъективно-психологическом
значении, как сторона духа, по настойчиво повторяемому определению Шлейермахера (см. ниже), а вместе с тем здесь все время говорится о постижении
Бога чувством, другими словами, ему приписывается
значение гносеологическое, т. е. религиозной интуиции [Только эта двойственность и неясность учения Шлейермахера могла подать повод Франку истолковать «чувство» как религиозную интуицию, а не «сторону» психики (предисл. XXIX–XXX) и тем онтологизировать психологизмы Шлейермахера, а представителя субъективизма и имманентизма изобразить пик глашатая «религиозного реализма» (V).], а именно это-то смещение гносеологического и психологического и определяется теперь как психологизм.
Евномий не согласился, однако, с толкованием отрицательных имен Божиих у св. Василия В. и, не без некоторого основания, возражал: «Я не знаю, как чрез отрицание того, что не свойственно
Богу, Он будет превосходить творения!.. Всякому разумному существу должно быть ясно, что одно существо не может превосходить другое тем, чего оно не имеет» [Несмелов, 135.]. Вопрос о
значении отрицательного богословия в его отношении к положительному так и остался у св. Василия мало разъясненным.
Также некоторое, что о
Боге говорится утвердительно, имеет
значение превосходного отрицания, как, напр., говоря о мраке в отношении к
Богу, мы разумеем не мрак, но то, что не есть свет, а выше света; и, говоря о свете, разумеем то, что не есть мрак» (9).
Бог есть недоступное, трансцендентное НЕ для тварного, человеческого самосознания, — таково одно из
значений кантонского учения о ноумене (мы знаем, что, к сожалению, оно не единственное и даже не самое главное, исторически же оно получило совсем иное истолкование).
Поэтому понятно, что основоположный трактат по отрицательному богословию, творение Ареопагита, не только носит выразительное над-писание: «О божественных именах», но и в действительности посвящен изъяснению
значения божественных имен, под которыми премирный
Бог открывается миру.
Хотя многие пророчества одной стороной действительно имеют такое предостерегающее
значение (как в примере с пророчеством Ионы о гибели Ниневии, отмененной
Богом в виду раскаяния ее жителей) [Эпизод, рассказанный в 3‑й главе Книги пророка Ионы.], сводить к этому самое их существо означало бы обессиливать христианскую эсхатологию и принципиально отвергать возможность апокалипсиса.
В утверждении софийности понятий лежит коренная ложь учения Гегеля, с этой стороны представляющего искажение платонизма, его reductio ad absurdum [Приведение к нелепости (лат.).], и «мудрость века сего» [Ибо мудрость мира сего есть безумие пред
Богом (1 Кор. 3:19).], выдающего за Софию (сам Гегель, впрочем, говорит даже не о Софии, понятию которой вообще нет места в его системе, но прямо о Логосе, однако для интересующего нас сейчас вопроса это различие не имеет
значения).
Языческие
боги после Христа для уверовавших в Него суть уже демоны; прообразы и предварения утратили прежнее
значение после исполнения [Так надо, думается нам, понимать и то место I Кор.
В христианстве должно быть придаваемо одинаково серьезное
значение как тому, что Христос воплотился, «на земле явися и с человеки поживе», пострадал и воскрес, так и тому, что Он вознесся на небо, снова удалился из мира, сделался для него опять, хотя и не в прежнем смысле, трансцендентен, пребывает на небеси, «седяй одесную Отца» [Господь, после беседования с ними <апостолами>, вознесся на небо и воссел одесную <т. е. справа от>
Бога (Мк. 16:19).].
Но вместе с тем она не принадлежит человечеству, ибо по
значению абсолютно превышает меру ему доступного, быв принесена самим
Богом, который, будучи He-человеком, в то же время стал и совершенным Человеком.
История свершится не тем, что падут великие державы и будет основано одно мировое государство с демократией, цивилизацией и социализмом, — все это, само по себе взятое, есть тлен и имеет
значение лишь по связи с тем, что совершается в недрах мира между человеком и
Богом.
Неточные совпадения
— Славу
Богу, — сказал Матвей, этим ответом показывая, что он понимает так же, как и барин,
значение этого приезда, то есть что Анна Аркадьевна, любимая сестра Степана Аркадьича, может содействовать примирению мужа с женой.
Вместе с тем признавалось абсолютное
значение естественного права, которое происходит от
Бога.
Роковое
значение имели слова ап. Павла: «Несть бо власть, аще не от
Бога», которые не имели никакого религиозного
значения, а лишь временное, историческое
значение.
Слова же «несть бо власть, аще не от
Бога», которые имели роковое
значение, сплошь да рядом означали сервилизм и оппортунизм в отношении к государственной власти, ничего общего с христианством не имеющих.
Он восклицает: «Слово действительность имеет для меня то же
значение, что
Бог!» «Общество, — говорит Белинский, — всегда правее и выше частного лица».