Неточные совпадения
С. 306–309.] западного типа, религиозно-соотносительное, а до известной степени и эквивалентное в тоносе [Тонос — букв.: напряжение, в переносном
смысле «сила»;
понятие стоической философии, означающее напряжение, интенсивность космического духа (пневмы).] своем нашему русскому хлыстовству.
Во избежание недоразумений прибавим, что
понятие «божество, бог» берется нами пока в самом широком и неопределенном
смысле, объемлющем различные религии, как формальная категория, применимая ко всевозможному содержанию.
В этом
смысле понятие безбожной религии содержит contradictio in adjecto [«Противоречие в определении» (лат.) — логическая ошибка; напр.: «круглый квадрат».], внутренне противоречиво, ибо существо религии именно и состоит в опытном опознании того, что Бог есть, т. е. что над миром имманентным, данным, эмпирическим существует мир иной, трансцендентный, божественный, который становится в религии доступным и ощутимым: «религия в пределах только разума» [Название трактата И.
Они будут правы в своем упреке, если только и сами не будут забывать, что в этих
понятиях и для них самих не содержится никакого определенного
смысла, — он вкладывается только данной философемой; другими словами, проблема трансцендентного (и соотносительного с ним имманентного) представляет собой последнюю и наиболее обобщающую проблему философии и, следовательно, уже включает в себя всю систему.
Значение веры в этом
смысле выдвинуто было в полемике с Кантом уже Якоби, который считал областью веры не только бытие божественного мира, но и эмпирического, и таким образом профанировал или, так сказать, секуляризировал
понятие веры [«Durch den Glauben wissen wir, dass wir einen Körper haben (!) und dass ausser uns andere Körper und andere denkende Wesen vorhanden sind.
Т. 1. С. 140).], и, чтобы не подвергнуться очистительной и убийственной карме [Карма — букв.: «деяние», «поступок» — одно из главных
понятий индийской философии, обозначающее в самом широком
смысле совокупность всех человеческих поступков и их последствия в его последующих существованиях.] дальнейшего диалектического процесса, на который обречено отвлеченное от всякого содержания или окачествования бытие у Гегеля, надо с самого же начала спасти его от превращения в ничто определенным что.
Можно различать это
понятие в более узком и более обширном
смысле.
В первом
смысле догмат есть формула, кристаллизующая в образах или
понятиях религиозное суждение.
Он есть нечто «благодатное» (беря
понятие благодать в общем и формальном
смысле).
Так, символ в рационалистическом применении берется как условный знак, аббревиатура
понятия, иногда целой совокупности
понятий, конструктивная схема, логический чертеж; он есть условность условностей и в этом
смысле нечто не сущее; он прагматичен в своем возникновении и призрачен вне своего прагматизма; он возникает по определенному поводу, цепляется за вещи лишь в предуказанных точках, его реализм частичен, акцидентален.
Диалектическое противоречие в
смысле Гегеля проистекает из общего свойства дискурсивного мышления, которое, находясь в дискурсии [Дискурсия (от лат. discursus — довод, аргумент) — рассудочное (или логическое) мышление, мышление с помощью
понятий.], в непрерывном движении, все время меняет положение и переходит от одной точки пути к другой; вместе с тем оно, хотя на мгновение, становится твердой ногой в каждой из таких точек и тем самым свой бег разлагает на отдельные миги, на моменты неподвижности (Зенон!)
Карпов: ч. III, 341, прим.), именно диалектики
понятия единого, το εν, которое в одном
смысле является совершенно трансцендентным бытию и есть в этом
смысле ничто, напротив, в другом
смысле оно содержит в себе все и принимает в себя все разнообразие форм.
В учении Аристотеля о формах мы имеем только иную (в одном
смысле улучшенную, а в другом ухудшенную) редакцию платоновского же учения об идеях, без которого и не мог обойтись мыслитель, понимавший науку как познание общего (το καθόλου) и, следовательно, сам нуждавшийся в теории этого «общего», т. е. в теории идей-понятий.
Идя этим путем, мы неизбежно приходим к апофатическому определению, что на языке сущего Божество есть «подлинное ничто» [Св. Максим комментирует
понятие αυτό το ουδέν: «Что Бог есть ничто (ουδέν), надо понимать в том
смысле, что Он ничто (μηδέν) из существующего, ибо выше всего виновник всего, почему богословы говорят, что Бог везде и нигде.
Отрицание всякого определения и содержания, составляющее основу отрицательного
понятия, — отрицательность, как таковая, может иметь различную энергию и разное происхождение и
смысл.
Религия имеет в своих основах опытный, можно сказать, эмпирический характер (конечно,
понятие опыта берется здесь в расширенном
смысле), а потому не может быть установлена одной философской «дедукцией» или мистическим «гнозисом».
Поэтому у Беме, строго говоря, отсутствует идея творения и тварности, и хотя у него и постоянно встречается выражение «тварь и тварность» (Creatur und Creatürlichkeit), но это
понятие вовсе не имеет принципиального метафизического и онтологического
смысла, а означает только определенную ступень в раскрытии природы Бога (как есть это
понятие и в системе Плотина, отрицающей тем не менее идею творения).
И для Платона, и для Аристотеля было одинаково бесспорно, что существует нечто общее в
понятиях, род или идея, причем ни тот ни другой не понимали их в
смысле номинализма, т. е. только как абстракции или условные имена — vox, но видели в них некие realia.
Другими словами, антитезу между номинализмом и реализмом можно примирить в
смысле соединения обоих, ибо
понятия суть одновременно и realia и nomina [Вещи и имена (лат.).
(Это же он косвенно подтвердил и в «Пармениде», показав, каким образом мысль запутывается в неизбежных диалектических противоречиях при анализе
понятия бытия-небытия, и в этом
смысле «Парменид» есть диалектическое prooemium [Введение, предисловие (греч.).] к «Тимею».)
И спасется вся тварь до последнего создания Божьего [Конечно, нельзя говорить об индивидуальном бессмертии животных, ибо вообще
понятие индивидуальности в человеческом
смысле здесь не приложимо.
Неточные совпадения
Все живущие «во Христе» глубоко антикультурны в моем
смысле понятия культуры.
— Она будет очень счастлива в известном, женском
смысле понятия о счастье. Будет много любить; потом, когда устанет, полюбит собак, котов, той любовью, как любит меня. Такая сытая, русская. А вот я не чувствую себя русской, я — петербургская. Москва меня обезличивает. Я вообще мало знаю и не понимаю Россию. Мне кажется — это страна людей, которые не нужны никому и сами себе не нужны. А вот француз, англичанин — они нужны всему миру. И — немец, хотя я не люблю немцев.
Сквозь обветшавшую и никогда никуда не пригодную мудрость у нее пробивалась живая струя здравого практического
смысла, собственных идей, взглядов и
понятий. Только когда она пускала в ход собственные силы, то сама будто пугалась немного и беспокойно искала подкрепить их каким-нибудь бывшим примером.
— Это слишком общее, родовое
понятие. В каком
смысле — друг?
Венецианские граждане (если только слово «граждане» не насмешка здесь) делали все это; они сидели на бархатных, но жестких скамьях, спали на своих колючих глазетовых постелях, ходили по своим великолепным площадям ощупью, в темноте, и едва ли имели хоть немного приблизительное к нынешнему, верное
понятие об искусстве жить, то есть извлекать из жизни весь
смысл, весь здоровый и свежий сок.