Поэтому-то пантеизм разных оттенков, — не как
религиозная идея, все-таки содержащая в себе частичную истину, но как мироощущение, — остается христианству столь далеким, чуждым, даже враждебным и соперничающим.
Неточные совпадения
В России
идеи неокантианства активно пропагандировала и развивала группа философов, издателей журнала «Логос» (Б. В. Яковенко, Ф. А. Степун, С. И. Гессен и др.).], Фихте, Гегель, Гартман; Геккель, Фейербах, К. Маркс, Чемберлен — все эти столь далеко расходящиеся между собою струи германства в «имманентизме», однако, имеют общую
религиозную основу.
Из кафоличности, как общего качества
религиозного сознания, следует, что в
религиозном сознании, по самой его, так сказать, трансцендентальной природе, уже задана
идея церковности, подобно тому как в гносеологическом сознании задана
идея объективности знания.
Идея отрицательного богословия присутствует как диалектический момент в
религиозной философии также и у многих спекулятивных мыслителей.
У него как бы отсутствует умопостигаемый мир
идей (София), помещающийся между Богом и миром в системе платонизма, поэтому для Аристотеля возникает опасность полного
религиозного имманентизма, растворения Бога в мире, миробожия.
В дальнейших рассуждениях Deutschherr'a, вообще окрашенных в
религиозный имманентизм,
идея трансцендентности Бога значительной роли не играет.
Она есть горний мир умопостигаемых, вечных
идей, который открылся философскому и
религиозному созерцанию Платона, исповедавшего его в своем учении, этом воистину софиесловии.
Национализм, и притом самый пламенный и исключительный, был заложен в самом ее существе, в
идее избранничества только одного народа; сравнительно с иудаизмом
религиозный национализм в язычестве представляется широким и терпимым.
Если эти
идеи в марксизме приняли идейно убогий и отталкивающе вульгарный характер, то у Федорова они получили благородство и красоту благодаря высркому
религиозному пафосу его учения.
Возрождение
религиозного искусства, если оно и последует, само по себе отнюдь еще не является ответом на эти запросы, потому что и оно остается еще в пределах искусства, между тем
идея софиургии выводит за его пределы.
Католики, напротив, начинают религией и хотят преподавать ее сразу, со всею ее чистотою и бескорыстным поклонением, тогда как у китайцев не было до сих пор ничего, похожего на
религиозную идею.
Мировая социальная катастрофа, наступление социалистического рая — все это вывернутая наизнанку
религиозная идея конца истории, начало уже сверхисторического.
Неточные совпадения
— «Западный буржуа беднее русского интеллигента нравственными
идеями, но зато его
идеи во многом превышают его эмоциональный строй, а главное — он живет сравнительно цельной духовной жизнью». Ну, это уже какая-то поповщинка! «Свойства русского национального духа указуют на то, что мы призваны творить в области
религиозной философии». Вот те раз! Это уже — слепота. Должно быть, Бердяев придумал.
Даже с практической стороны он не видит препятствия; необходимо отправиться в Среднюю Азию, эту колыбель
религиозных движений, очистить себя долгим искусом, чтобы окончательно отрешиться от отягощающих наше тело чисто плотских помыслов, и тогда вполне возможно подняться до созерцания абсолютной
идеи, управляющей нашим духовным миром.
Идея демократии была осознана и формулирована в такую историческую эпоху, когда
религиозное и философское сознание передовых слоев европейского человечества было выброшено на поверхность и оторвано от глубины, от духовных истоков человека.
В следующей главе будет речь о глубоком различии между
идеей религиозной соборности и социалистической
идеей коллективизма.
Ясно, что духовный базис славянской
идеи должен быть шире и вмещать в себя несколько
религиозных типов.