Неточные совпадения
В душе человеческой появляется сознание неабсолютности и внебожественности, а следовательно, относительности и греховности своего бытия, но одновременно зарождается и стремление освободиться от «мира», преодолеть его в Боге; другими словами, вместе с
религиозным самосознанием в человеке родится и
чувство зла, вины, греха, отторженности от Бога, а равно и потребность спасения и искупления.
Итак, в
религиозном переживании дано — и в этом есть самое его существо — непосредственное касание мирам иным, ощущение высшей, божественной реальности, дано
чувство Бога, притом не вообще, in abstracto, но именно для данного человека; человек в себе и чрез себя обретает новый мир, пред которым трепещет от страха, радости, любви, стыда, покаяния.
Трансцендентное в самом общем смысле, т. е. превышающее всякую меру человеческого опыта, сознания и бытия, вообще «этого мира», дано в первичном
религиозном переживании, поскольку в нем содержится
чувство Бога, — это есть основная музыка религии.
Однако только опознанное в
религиозном опыте Трансцендентное, сущее выше мира, открывает глаза на трансцендентное в мире, другими словами, лишь непосредственное
чувство Бога дает видеть божественное в мире, познавать мир как откровение Божие, научает в имманентном постигать трансцендентное, воспринимать мир как Бога, становящегося и открывающегося.
Вера в Бога рождается из присущего человеку
чувства Бога, знания Бога, и, подобно тому как электрическую машину нельзя зарядить одной лекцией об электричестве, но необходим хотя бы самый слабый заряд, так и вера рождается не от формул катехизиса, но от встречи с Богом в
религиозном опыте, на жизненном пути.
Религиозная жизнь, по IIIлейермахеру, является третьей стороной жизни, существующей рядом с двумя другими, познанием и действованием, и выражает собой область
чувства, ибо «такова самобытная область, которую я хочу отвести религии, и притом всецело ей одной… ваше
чувство… вот ваша религиозность… это не ваши познания или предметы вашего познания, а также не ваши дела и поступки или различные области вашего действования, а только ваши
чувства…
Таковы исключительно элементы религии, но вместе с тем все они и принадлежат сюда; нет
чувства, которое не было бы
религиозным (курс. мой), или же оно свидетельствует о болезненном и поврежденном состоянии жизни, которое должно тогда обнаружиться и в других областях.
Для нас интересна здесь та сторона учения Шлейермахера, в которой он наиболее оригинален, а таковой является его
религиозная гносеология
чувства И над всеми его «Речами о религии» веет скептически-пантеистическим исповеданием Фауста: полуверой, полуневерием — под предлогом непознаваемости.
Теория Шлейермахера, выражаясь современным философским языком, есть воинствующий психологизм, ибо «
чувство» утверждается здесь в его субъективно-психологическом значении, как сторона духа, по настойчиво повторяемому определению Шлейермахера (см. ниже), а вместе с тем здесь все время говорится о постижении Бога
чувством, другими словами, ему приписывается значение гносеологическое, т. е.
религиозной интуиции [Только эта двойственность и неясность учения Шлейермахера могла подать повод Франку истолковать «
чувство» как
религиозную интуицию, а не «сторону» психики (предисл. XXIX–XXX) и тем онтологизировать психологизмы Шлейермахера, а представителя субъективизма и имманентизма изобразить пик глашатая «
религиозного реализма» (V).], а именно это-то смещение гносеологического и психологического и определяется теперь как психологизм.
Главный упрек, который и Гартман делает теории Шлейермахера, есть
религиозный алогизм, слепота и аморфность голого
чувства.
Мистическое
чувство имеет сознание того, что оно содержит в себе всю
религиозную истину и не заблуждается в этом, но оно содержит ее исключительно как аффицирующую
чувство [Т. е. воздействующую на
чувство (от лат.
Чувство находится, следовательно, на пороге
религиозного сознания и подготовляет содержание его актов; оно есть, так сказать, топливо для действия аппарата, но не самый аппарат!
Сказанным не исчерпывается, конечно, общий вопрос о
религиозном значении
чувства.
Близость Канта с Шлейермахером определяется тем, что и Кант
религиозному (т. е. у него моральному)
чувству стремится придать алогический или, на его языке, «практический» характер.
Кант хочет удержать
религиозную веру на той степени сознательности, какую вмещает «практический разум», и, делая ее слепой и алогичной, низводит на степень шлейермахеровского
чувства.
Вот почему естественно внушают себе особенное
чувство религиозного почтения и трепета старые церкви, старые книги, старая утварь, старые иконы.
Религиозное сознание естественно и неудержимо стремится к догмату, и разве искание догмата, «составление убеждений», «поиски миросозерцания», не составляют предмета постоянной тревоги и стремлений всякой живой души, которая не может удовлетвориться духовной недоношенностью, аморфной неизреченностью
чувства?
Носители прежней власти, теряя веру в церковную для нее опору и живое
чувство религиозной связи с подданными, все больше становились представителями вполне светского абсолютизма, борющегося с подданными за свою власть под предлогом защиты своих священных прав: священная империя, накануне своего падения, вырождается в полицейское государство, пораженное страхом за свое существование.
Каждый год отец мой приказывал мне говеть. Я побаивался исповеди, и вообще церковная mise en scene [постановка (фр.).] поражала меня и пугала; с истинным страхом подходил я к причастию; но
религиозным чувством я этого не назову, это был тот страх, который наводит все непонятное, таинственное, особенно когда ему придают серьезную торжественность; так действует ворожба, заговаривание. Разговевшись после заутрени на святой неделе и объевшись красных яиц, пасхи и кулича, я целый год больше не думал о религии.