Неточные совпадения
Но в этом
смысле в психологизме могут считаться повинны решительно все деятельности духа: разве
познание не есть также факт душевной жизни, разве мораль не имеет своей психологии (более придирчивые критики и рассматривают мораль лишь как психологический факт)?
То, что постигается здесь, трансцендентно лишь гносеологически, т. е. в силу ограниченности нашей, а не по сущности (как тригонометрия является нам трансцендентной, пока мы ей не научились или, вернее, пока она в нашем сознании еще не пробуждена: имманентный характер математического
познания в этом
смысле с такой силой был указан еще Платоном в его «Федоне»).
На пути оккультного
познания, как и всякого
познания вообще, при постоянном и бесконечном углублении в область божественного, в мире нельзя, однако, встретить Бога, в этом
познании есть бесконечность — в религиозном
смысле дурная, т. е. уводящая от Бога, ибо к Нему не приближающая.
Панлогизм Гегеля может быть понят только в том
смысле, что для него
познание — миро-и самопознание, есть вместе с тем и богопознание.
Они отличаются в этом
смысле от теоретического
познания и психологически сближаются с тем, что носит название «убеждения» [Ср.
С. 51&-522.]): следует ли идеи Платона понимать в трансцендентально-критическом
смысле, как формальные условия
познания и его предельные грани (кантовские идеи), или же в трансцендентно-метафизическом
смысле?
«
Познание немирового (Nichtweltlichen)» в современном переводе передано как «
познание немирского» в том
смысле, в каком в Новом Завете «мудрость века сего» противопоставляется «премудрости Божией» (1 Кор. 2:6–7).].
В учении Аристотеля о формах мы имеем только иную (в одном
смысле улучшенную, а в другом ухудшенную) редакцию платоновского же учения об идеях, без которого и не мог обойтись мыслитель, понимавший науку как
познание общего (το καθόλου) и, следовательно, сам нуждавшийся в теории этого «общего», т. е. в теории идей-понятий.
В этом
смысле говорит один греческий учитель (Плотин?): что мы познаем или высказываем о первой причине, это скорее мы сами, чем первопричина; ибо последняя выше всякого
познания и высказывания!
В сем состоянии не можем мы ничего о Нем сказать, кроме что Он единственно Себе самому известен: понеже Он никакой твари, какое бы имя она ни имела, неизвестен иначе, как только как Он открывает себя самого в шаре Вечности, а вне шара и сверх оного, Он есть для всего сотворенного
смысла вечное ничто, цело и совсем скрыт и как бы в своей собственной неисследимой тайне завит и заключен; так что
познание наше о Нем вне бездонного шара мира Вечности есть более отрицательно, нежели утвердительно, то есть мы познаем более, что Он не есть, нежели что Он есть».
В этом
смысле Гегель и Шеллинг отличаются от вольфианских предшественников Канта лишь большим философским вкусом и тонкостью — там, где последние довольствовались рассудочными построениями, здесь воздвигнуты величественные здания метафизической спекуляции, но и они проникнуты не в меньшей мере притязанием на адекватное
познание Божества, а потому, в известном
смысле, и религиозным самодовольством.
Но они совершенно бесполезны как для
познания других вещей, так и бытия их, ибо не находятся в причастных им вещах;· ведь в таком случае они могли бы, быть может, являться причиной в таком
смысле, как примесь белого есть причина того, что нечто бело…
Во 2‑й главе заповедь о древе
познания добра и зла, правда, предшествует созданию жены, но едва ли это можно рассматривать как изменение
смысла повествования первой главы, а скорее как указание на опасность от искушения, возможного через жену.].
Неточные совпадения
Русь совсем не свята и не почитает для себя обязательно сделаться святой и осуществить идеал святости, она — свята лишь в том
смысле, что бесконечно почитает святых и святость, только в святости видит высшее состояние жизни, в то время как на Западе видят высшее состояние также и в достижениях
познания или общественной справедливости, в торжестве культуры, в творческой гениальности.
В
познании духовном, глубинно-экзистенциальном, раскрываются Истина и
Смысл.
Но без этого
познания невозможно постичь
смысл истории.
Меня никогда не интересовал объект,
познание объекта, меня интересует судьба субъекта, в котором трепещет вселенная,
смысл существования субъекта, который есть микрокосм.
Повторяю, это не есть книга признаний, это книга осмысливания,
познания смысла жизни.