Неточные совпадения
Русь совсем не свята и не почитает для себя обязательно сделаться святой и осуществить идеал святости, она — свята лишь в том
смысле, что бесконечно почитает святых и святость, только в святости видит высшее состояние жизни, в то время как на Западе видят высшее состояние также и в достижениях
познания или общественной справедливости, в торжестве культуры, в творческой гениальности.
В
познании духовном, глубинно-экзистенциальном, раскрываются Истина и
Смысл.
Но без этого
познания невозможно постичь
смысл истории.
Меня никогда не интересовал объект,
познание объекта, меня интересует судьба субъекта, в котором трепещет вселенная,
смысл существования субъекта, который есть микрокосм.
Повторяю, это не есть книга признаний, это книга осмысливания,
познания смысла жизни.
Любовь к философии, к
познанию смысла жизни вытесняла во мне все.
Бытие ни в каком
смысле не зависит от мышления и
познания, оно предшествует самому первоначальному познавательному акту, оно скрыто за самим этим познавательным актом.
Лишь церковная философия в силах решить проклятые вопросы, лишь ей доступны проблемы свободы и зла, личности и мирового
смысла, реализма и брачной тайны
познания.
Разум должен прекратить свое изолированное, отсеченное существование и органически воссоединиться с цельной жизнью духа, тогда только возможно в высшем
смысле разумное
познание.
Жизнь духа, само бытие, во всех
смыслах предшествует всякой науке, всякому
познанию, всякому мышлению, всякой категории, всякому суждению, всякому гносеологическому субъекту.
В этом только
смысле можно сказать, что всякая теория
познания имеет онтологический базис, т. е. не может уклониться от утверждения той истины, что
познание есть часть жизни, жизни, данной до рационалистического рассечения на субъект и объект.
Реальность не может ни в каком
смысле зависеть от рефлексии, от
познания, от рационализирования.
Лишь рационалистическое рассечение целостного человеческого существа может привести к утверждению самодовлеющей теоретической ценности знания, но для познающего, как для существа живого и целостного, не рационализированного, ясно, что
познание имеет прежде всего практическую (не в утилитарном, конечно,
смысле слова) ценность, что
познание есть функция жизни, что возможность брачного
познания основана на тождестве субъекта и объекта, на раскрытии того же разума и той же бесконечной жизни в бытии, что и в познающем.
Как очень редко отдельный человек изменяет свою жизнь только по указаниям разума, а большей частью, несмотря на новый
смысл и новые цели, указываемые разумом, продолжает жить прежнею жизнью и изменяет ее только тогда, когда жизнь его становится совсем противоречащей его сознанию и вследствие того мучительной, точно так же человечество, узнав через своих религиозных руководителей новый
смысл жизни, новые цели, к которым ему нужно стремиться, долго еще и после этого
познания продолжает в большинстве людей жить прежней жизнью и приводится к принятию нового жизнепонимания только сознанием невозможности продолжения прежней жизни.
По учению Христа человек, который видит
смысл жизни в той области, в которой она несвободна, в области последствий, т. е. поступков, не имеет истинной жизни. Истинную жизнь, по христианскому учению, имеет только тот, кто перенес свою жизнь в ту область, в которой она свободна, — в область причин, т. е.
познания и признания открывающейся истины, исповедания ее, и потому неизбежно следующего, — как воз за лошадью, исполнения ее.
Им казалось, что личность — дурная привычка, от которой пора отстать; они проповедовали примирение со всей темной стороной современной жизни, называя все случайное, ежедневное, отжившее, словом, все, что ни встретится на улице, действительным и, следственно, имеющим право на признание; так поняли они великую мысль, «что все действительное разумно»; они всякий благородный порыв клеймили названием Schönseeligkeit [прекраснодушие (нем.).], не усвоив себе
смысла, в котором слово это употреблено их учителем [«Есть более полный мир с действительностию, доставляемый
познанием ее, нежели отчаянное сознание, что временное дурно или неудовлетворительно, но что с ним следует примириться, потому что оно лучше не может быть».
— Как и всякой жизни — наслаждение. Истинное наслаждение в
познании, а вечная жизнь представит бесчисленные и неисчерпаемые источники для
познания, и в этом
смысле сказано: в дому Отца Моего обители многи суть.
Смотря на всю Европу с высоты своего славянского величия, г. Жеребцов решительно не хочет признать этого и поступает с своими читателями так, как будто бы они не имели ни малейшего понятия — не только об истории и образованности, но даже о самых простых логических построениях; как будто бы они лишены были не только всяких
познаний, но даже и здравого
смысла.
«Соблазнам должно прийти в мир», — сказал Христос. Я думаю, что
смысл этого изречения тот, что
познание истины недостаточно для того, чтобы отвратить людей от зла и привлечь к добру. Для того, чтобы большинство людей узнало истину, им необходимо, благодаря грехам, соблазнам и суевериям, быть доведенными до последней степени заблуждения и вытекающего из заблуждения страдания.
В этом
смысле говорит один греческий учитель (Плотин?): что мы познаем или высказываем о первой причине, это скорее мы сами, чем первопричина; ибо последняя выше всякого
познания и высказывания!
То, что постигается здесь, трансцендентно лишь гносеологически, т. е. в силу ограниченности нашей, а не по сущности (как тригонометрия является нам трансцендентной, пока мы ей не научились или, вернее, пока она в нашем сознании еще не пробуждена: имманентный характер математического
познания в этом
смысле с такой силой был указан еще Платоном в его «Федоне»).
«
Познание немирового (Nichtweltlichen)» в современном переводе передано как «
познание немирского» в том
смысле, в каком в Новом Завете «мудрость века сего» противопоставляется «премудрости Божией» (1 Кор. 2:6–7).].
С. 51&-522.]): следует ли идеи Платона понимать в трансцендентально-критическом
смысле, как формальные условия
познания и его предельные грани (кантовские идеи), или же в трансцендентно-метафизическом
смысле?
В сем состоянии не можем мы ничего о Нем сказать, кроме что Он единственно Себе самому известен: понеже Он никакой твари, какое бы имя она ни имела, неизвестен иначе, как только как Он открывает себя самого в шаре Вечности, а вне шара и сверх оного, Он есть для всего сотворенного
смысла вечное ничто, цело и совсем скрыт и как бы в своей собственной неисследимой тайне завит и заключен; так что
познание наше о Нем вне бездонного шара мира Вечности есть более отрицательно, нежели утвердительно, то есть мы познаем более, что Он не есть, нежели что Он есть».
Но они совершенно бесполезны как для
познания других вещей, так и бытия их, ибо не находятся в причастных им вещах;· ведь в таком случае они могли бы, быть может, являться причиной в таком
смысле, как примесь белого есть причина того, что нечто бело…
Но в этом
смысле в психологизме могут считаться повинны решительно все деятельности духа: разве
познание не есть также факт душевной жизни, разве мораль не имеет своей психологии (более придирчивые критики и рассматривают мораль лишь как психологический факт)?
Панлогизм Гегеля может быть понят только в том
смысле, что для него
познание — миро-и самопознание, есть вместе с тем и богопознание.
В учении Аристотеля о формах мы имеем только иную (в одном
смысле улучшенную, а в другом ухудшенную) редакцию платоновского же учения об идеях, без которого и не мог обойтись мыслитель, понимавший науку как
познание общего (το καθόλου) и, следовательно, сам нуждавшийся в теории этого «общего», т. е. в теории идей-понятий.
На пути оккультного
познания, как и всякого
познания вообще, при постоянном и бесконечном углублении в область божественного, в мире нельзя, однако, встретить Бога, в этом
познании есть бесконечность — в религиозном
смысле дурная, т. е. уводящая от Бога, ибо к Нему не приближающая.
В этом
смысле Гегель и Шеллинг отличаются от вольфианских предшественников Канта лишь большим философским вкусом и тонкостью — там, где последние довольствовались рассудочными построениями, здесь воздвигнуты величественные здания метафизической спекуляции, но и они проникнуты не в меньшей мере притязанием на адекватное
познание Божества, а потому, в известном
смысле, и религиозным самодовольством.
Во 2‑й главе заповедь о древе
познания добра и зла, правда, предшествует созданию жены, но едва ли это можно рассматривать как изменение
смысла повествования первой главы, а скорее как указание на опасность от искушения, возможного через жену.].
Они отличаются в этом
смысле от теоретического
познания и психологически сближаются с тем, что носит название «убеждения» [Ср.
Истина аристократична в том
смысле, что она есть достижение качества и совершенства в
познании, независимо от количества, от мнения и требования человеческих количеств.
Наиболее объективированное
познание математическое, оно наиболее общеобязательно, охватывающее все цивилизованное человечество, но оно дальше всего от человеческого существования, от
познания смысла и ценности человеческого существования.
Но зависимость
познания от социальных отношений людей в более глубоком
смысле есть зависимость от духовного состояния людей.
При этом эта зависимость наиболее велика, когда речь идет о глубинном
познании духа,
смысла и ценности человеческого существования.
Из всех родов
познания познание этическое есть наиболее бесстрашное и наиболее горькое, ибо в нем раскрывается ценность и
смысл жизни и в нем же разверзается грех и зло.
Главный признак, отличающий философское
познание от научного, нужно видеть в том, что философия познает бытие из человека и через человека, в человеке видит разгадку
смысла, наука же познает бытие как бы вне человека, отрешенно от человека.
Принципиально отличать философию от науки только и можно, признав, что философия есть необъективированное
познание,
познание духа в себе, а не в его объективации в природе, т. е.
познание смысла и приобщение к
смыслу.
Познание зла всегда ставит вопрос о
смысле зла.
Если «Платон», или «первохристианство», или «германская мистика» делаются для меня объектом
познания, то я не могу их понять и не могу открыть в них
смысла.
Если
познание происходит с бытием, то в нем активно обнаруживается
смысл, т. е. просветление тьмы бытия.
Само
познание есть положительное благо, обнаружение
смысла.
Так подрываются творческие силы
познания, пресекается возможность прорыва к
смыслу.
Познание Бога нам трудно и в известном
смысле даже невозможно, оно неизбежно должно прийти к методу апофатическому и обнаружить тщету и бесплодие метода катафатического.
Но не имеет никакого
смысла образовывать понятия и идеи о добре, которое не существует, как не имеет
смысла беспредметное
познание, не связанное ни с какой реальностью.
И в этой главе я буду останавливаться на тех сторонах жизни, которые могли доставлять будущему писателю всего больше жизненных черт того времени, поддерживать его наблюдательность, воспитывали в нем интерес к воспроизведению жизни, давали толчок к более широкому умственному развитию не по одним только специальным
познаниям, а в
смысле той universitas, какую я в семь лет моих студенческих исканий, в сущности, и прошел, побывав на трех факультетах; а четвертый, словесный, также не остался мне чуждым, и он-то и пересилил все остальное, так как я становился все более и более словесником, хотя и не прошел строго классической выучки.
Реальность в подлинном экзистенциальном
смысле не творится в
познании, но
познание есть творческий акт.
Духовное отношение к страданию означает просветленность, т. е. жизненное
познание смысла страдания, оно означает также освобожденность.
Интуиция философского
познания связана с истинно-сущим, со
смыслом бытия, и творческая ее природа не означает, что сущее лишь в
познании созидается.