Неточные совпадения
Христианину надлежит верить, что в языческом мире
хотя и живо ощущалась потребность в таинстве, ибо она не устранима из религии по самому ее существу, и
хотя она утолялась по-своему [Об этом см. ниже в отделе III.], но не
было таинств истинных, «питающих в жизнь
вечную», которые могли явиться лишь в христианстве, после воплощения Бога-Слова, давшего Свою Плоть и Кровь в живот
вечный.
Они свободны от существа
вечной натуры,
хотя Они в нем
суть и проницают его.
Соответственно мировоззрению Беме правильнее говорить о рождении, а не о сотворении природы Богом: «Из воли, которою Божество заключает себя в троичность, от вечности рождается и основа природы, ибо здесь нет повеления (Fürsatz), но рождение;
вечное рождение и
есть повеление, именно Бог
хочет рождать Бога и открываться через природу» [IV, 501, § 42.].
Если можно так выразиться, софийное время
есть единый, сложный и слитный,
хотя не сверхвременный, однако надвременный акт: это
есть вечное время, можно
было бы сказать, не боясь contradictio in adiecto [Противоречие в определении (лат.).], на самом деле только кажущейся, поскольку вечность обозначает здесь лишь качество времени, его синтезированность [Не об этой ли «вечности» говорится в Евангелии: «…и идут сии в муку
вечную, праведницы же в живот
вечный» (Мф. 25:46).].
Неточные совпадения
Скотинин. Да с ним на роду вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик
был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я
хотел бы знать,
есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился; а дядя,
вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?
Нет-с, книги книгам рознь. А если б, между нами, //
Был ценсором назначен я, // На басни бы налег; ох! басни — смерть моя! // Насмешки
вечные над львами! над орлами! // Кто что ни говори: //
Хотя животные, а всё-таки цари.
— Пустые —
хотел ты сказать. Да, но вот эти люди — Орехова, Ногайцев — делают погоду. Именно потому, что — пустые, они с необыкновенной быстротой вмещают в себя все новое: идеи, программы, слухи, анекдоты, сплетни. Убеждены, что «сеют разумное, доброе,
вечное». Если потребуется, они завтра
будут оспаривать радости и печали, которые утверждают сегодня…
«Подал бы я, — думалось мне, — доверчиво мудрецу руку, как дитя взрослому, стал бы внимательно слушать, и, если понял бы настолько, насколько ребенок понимает толкования дядьки, я
был бы богат и этим скудным разумением». Но и эта мечта улеглась в воображении вслед за многим другим. Дни мелькали, жизнь грозила пустотой, сумерками,
вечными буднями: дни,
хотя порознь разнообразные, сливались в одну утомительно-однообразную массу годов.
Оговорюсь: я убежден, как младенец, что страдания заживут и сгладятся, что весь обидный комизм человеческих противоречий исчезнет, как жалкий мираж, как гнусненькое измышление малосильного и маленького, как атом, человеческого эвклидовского ума, что, наконец, в мировом финале, в момент
вечной гармонии, случится и явится нечто до того драгоценное, что хватит его на все сердца, на утоление всех негодований, на искупление всех злодейств людей, всей пролитой ими их крови, хватит, чтобы не только
было возможно простить, но и оправдать все, что случилось с людьми, — пусть, пусть это все
будет и явится, но я-то этого не принимаю и не
хочу принять!