Неточные совпадения
Гегелевский панлогизм есть вместе с тем и самый радикальный имманентизм, какой только знает история
мысли, ибо в нем
человеческое мышление, пройдя очистительный «феноменологический» путь, становится уже не
человеческим, а божественным, даже самим божеством.
Само собою разумеется, то, что отлагается в сознании в форме мифа, вступая в общее
человеческое сознание, затрагивает все способности души, может становиться предметом
мысли, научного изучения и художественного воспроизведения.
Эта
мысль неоднократно выражалась в различении двоякого или даже троякого смысла священного писания:. буквального (что, собственно, и соответствует предмету научного изучения), аллегорического (смысл коего хотя и прикрыт, но видим
человеческому глазу) и таинственного, мистического, который открывается лишь при благодатном просветлении.
Тогда он представится в надлежащем свете, именно как особое проявление религиозной жизни, хотя сухое и рассудочное, как напряженная
мысль о религии, связанная с ее изучением, а ведь и
мысль, и научное постижение есть тоже жизнь, совершается не вне
человеческого духа.
Тварь не может постигнуть своего собственного сотворения, оно для нее всегда останется загадкой, чудом, тайной, но опознать совершившееся вполне по силам
человеческому сознанию, и анализ этого самосознания составляет задачу и для
мысли, которая должна старательно распутать этот узел онтологических сплетений, не разрывая его нитей.
То, что Бог существенно и потому предвечно, вневременно представляет (отлично сознаем всю неточность этих выражений, но пользуемся ими за отсутствием надлежащих для того слов в языке
человеческом), надо
мыслить в смысле реальнейшем, как ens realissimum, и именно такой реальнейшей реальностью и обладает Идея Бога, Божественная София.
Этим же живым софийным единством
мысли и бытия обосновывается
человеческая телеология в науке, технике, хозяйстве, равно как и возможность внешнего овладения миром, «мир, как хозяйство» [См. выше прим.43.].
Католики, обнаруживая в этом общую дефектность своей антропологии, эту
мысль о метафизическом насилии над природой и
человеческим естеством отнесли уже к самому зачатию Богоматери.
Не сродная ли
мысль о софийной универсальности
человеческого всеорганизма выражается и в темном фрагменте Эмпедокла:].
Но не чувствует ли себя перед лицом Господа и каждая
человеческая душа такой же женщиной, взятой в прелюбодеянии, хотя бы совершено оно было не делом, а только словом, взглядом,
мыслью, пробежавшей невольно?
Изменился весь путь
человеческой жизни, хотя и не изменилась, конечно,
мысль Творца, а следовательно, и конечная цель мироздания: во тьме грехопадения засияло спасительное древо Креста — новое древо жизни.
Первая задача исчерпывает собой положительное содержание «язычества» [Ап. Павел в речи в Афинском ареопаге, обращенной к язычникам, дает такую картину религиозного процесса: «От одной крови Бог произвел весь род
человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитания, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он далеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся, и существуем, как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: мы Его и род» (Деян. ап. 17:26-8); сродная
мысль выражается им же: «Что можно знать о Боге, явно им (язычникам), ибо Бог явил им.
Быть может, более соответствует его высокому религиозному духу такая
мысль: воскресение мертвых есть акт богочеловеческий, требующий соединения божественной благодати и
человеческого действия, и, признавая вполне божественную сторону воскрешения, человек должен проявить в нем участие своим встречным усилием, собственным стремлением к воскрешению.
Историческое человечество, по
мысли Федорова, не должно ничего оставлять на дело Сына
Человеческого, кроме благого примера, а христианское откровение о Св.
Но здесь содержится справедливая
мысль о возможности для
человеческой свободы вызывать собой такую модальность бытия, которая именуется адом.
«Свободным-то гражданином, друг мой, человека не конституции, не революции делают, а самопознание. Ты вот возьми Шопенгауэра, почитай прилежно, а после него — Секста Эмпирика о «Пирроновых положениях». По-русски, кажется, нет этой книги, я по-английски читала, французское издание есть. Выше пессимизма и скепсиса
человеческая мысль не взлетала, и, не зная этих двух ее полетов, ни о чем не догадаешься, поверь!»
А Привалов в это время, по мнению Хионии Алексеевны, лишился последних признаков
человеческой мысли, доказательством чему, во-первых, служило то, что он свел самое компрометирующее знакомство с каким-то прасолом Нагибиным, настоящим прасолом, который сидел в мучной лавке и с хлыстом бегал за голубями.
Неточные совпадения
Разумеется, взятые абсолютно, оба эти сравнения одинаково нелепы, однако нельзя не сознаться, что в истории действительно встречаются по местам словно провалы, перед которыми
мысль человеческая останавливается не без недоумения.
Это была мучительная неправда, но это был единственный, последний результат вековых трудов
мысли человеческой в этом направлении.
А между тем героя нашего осенила вдохновеннейшая
мысль, какая когда-либо приходила в
человеческую голову.
— Нет, вы, я вижу, не верите-с, думаете все, что я вам шуточки невинные подвожу, — подхватил Порфирий, все более и более веселея и беспрерывно хихикая от удовольствия и опять начиная кружить по комнате, — оно, конечно, вы правы-с; у меня и фигура уж так самим богом устроена, что только комические
мысли в других возбуждает; буффон-с; [Буффон — шут (фр. bouffon).] но я вам вот что скажу и опять повторю-с, что вы, батюшка, Родион Романович, уж извините меня, старика, человек еще молодой-с, так сказать, первой молодости, а потому выше всего ум
человеческий цените, по примеру всей молодежи.
Мысль о скорой разлуке со мною так поразила матушку, что она уронила ложку в кастрюльку и слезы потекли по ее лицу. Напротив того, трудно описать мое восхищение.
Мысль о службе сливалась во мне с
мыслями о свободе, об удовольствиях петербургской жизни. Я воображал себя офицером гвардии, что, по мнению моему, было верхом благополучия
человеческого.