Неточные совпадения
Возле Кати сидел молчаливый инженер Заброда,
с светло-голубыми глазами и длинной шеей чахоточного. Специальности своей он не любил и пятый год на грошевом жалованье
работал бухгалтером в деревенском кооперативе. Через Катю он наклонился к Ивану Ильичу и сипло спросил вполголоса...
Промчался от города автомобиль
с развевающимся красным флагом. На повороте шоссе автомобиль запыхтел, быстро
заработал поршнями и остановился, окутавшись синим дымком. Поднялся
с сиденья человек и стал громко говорить в толпу. Замелькали в воздухе белые листки воззваний, против ветра донесся восторженный крик: «ура!» Автомобиль помчался дальше.
Заспорили жестоко. Катя энергически поддерживала профессора и доказывала, что нужно идти
работать с большевиками. Иван Ильич
с негодованием воскликнул...
— Теперь у нас разговор короткий: труд! И больше ничего! Не трудящий да не ест! Не хочешь
работать, — к черту ступай! А как раньше бывало: руки белые, миллиарды десятин у него, в коляске развалился, кучер
с павлиньими перьями, а мужик на него
работает, да горелую корку жует!
— А вы все сидите, все
работаете. Вчера поздно-поздно ночью я видела огонек в вашем вагоне… — И
с нежным, ласковым упреком она сказала, понизив голос: — Зачем вы так выматываете себя на работе?
— Ничего не озорничаю. «На всю Россию»… Сколько лет тут живет, почему же ни разу не собралась мужикам поиграть? Заплати ей пять целковых
с рыла, тогда пожалуйста! Вон какую себе дачу выстроила… Всех теперь заставим
работать на народ, на простых людей!
— Да, энергичный. Я
с ним зимой
работала в Тамбовской губернии. Только не нравится он мне. Жестокий невероятно. Мужиков десятками расстреливал. И так равнодушно, деловито, — как будто баранов.
— Конечно, это всё… Но я не знаю. Сколько гляжу, — все больше убеждаюсь, что общественная нравственность и нравственность личная очень редко совпадают. По-видимому, это — две совершенно различные области. И как бы он мог так
работать, если бы ел хлеб
с соломой? А потом, — если нужно, то он может и целыми днями ничего не есть, спать под кустом на дожде.
Но он почти каждый день посещал Прозорова, когда старик чувствовал себя бодрее,
работал с ним, а после этого оставался пить чай или обедать. За столом Прозоров немножко нудно, а все же интересно рассказывал о жизни интеллигентов 70–80-х годов, он знавал почти всех крупных людей того времени и говорил о них, грустно покачивая головою, как о людях, которые мужественно принесли себя в жертву Ваалу истории.
Свою историю Вера Ефремовна рассказала так, что она, кончив акушерские курсы, сошлась с партией народовольцев и
работала с ними. Сначала шло всё хорошо, писали прокламации, пропагандировали на фабриках, но потом схватили одну выдающуюся личность, захватили бумаги и начали всех брать.
— У нее уже готово триста экземпляров! Она убьет себя такой работой! Вот — героизм! Знаете, Саша, это большое счастье жить среди таких людей, быть их товарищем,
работать с ними…
Неточные совпадения
Пьем много мы по времени, // А больше мы
работаем. // Нас пьяных много видится, // А больше трезвых нас. // По деревням ты хаживал? // Возьмем ведерко
с водкою,
— Филипп на Благовещенье // Ушел, а на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев
с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег
с полей… // Не стала я тревожиться, // Что ни велят —
работаю, // Как ни бранят — молчу.
Четыре года тихие, // Как близнецы похожие, // Прошли потом… Всему // Я покорилась: первая //
С постели Тимофеевна, // Последняя — в постель; // За всех, про всех
работаю, — //
С свекрови, свекра пьяного, //
С золовушки бракованной // Снимаю сапоги…
Григорий шел задумчиво // Сперва большой дорогою // (Старинная:
с высокими // Курчавыми березами, // Прямая, как стрела). // Ему то было весело, // То грустно. Возбужденная // Вахлацкою пирушкою, // В нем сильно мысль
работала // И в песне излилась:
Работать не
работает, //
С цыганами вожжается, // Бродяга, коновал!