Неточные совпадения
Пьем много мы по времени,
А больше мы
работаем.
Нас пьяных много видится,
А больше трезвых нас.
По деревням ты хаживал?
Возьмем ведерко
с водкою...
— Филипп на Благовещенье
Ушел, а на Казанскую
Я сына родила.
Как писаный был Демушка!
Краса взята у солнышка,
У снегу белизна,
У маку губы алые,
Бровь черная у соболя,
У соболя сибирского,
У сокола глаза!
Весь гнев
с души красавец мой
Согнал улыбкой ангельской,
Как солнышко весеннее
Сгоняет снег
с полей…
Не стала я тревожиться,
Что ни велят —
работаю,
Как ни бранят — молчу.
Четыре года тихие,
Как близнецы похожие,
Прошли потом… Всему
Я покорилась: первая
С постели Тимофеевна,
Последняя — в постель;
За всех, про всех
работаю, —
С свекрови, свекра пьяного,
С золовушки бракованной
Снимаю сапоги…
Григорий шел задумчиво
Сперва большой дорогою
(Старинная:
с высокими
Курчавыми березами,
Прямая, как стрела).
Ему то было весело,
То грустно. Возбужденная
Вахлацкою пирушкою,
В нем сильно мысль
работалаИ в песне излилась...
Работать не
работает,
С цыганами вожжается,
Бродяга, коновал!
Пошли порядки старые!
Последышу-то нашему,
Как на беду, приказаны
Прогулки. Что ни день,
Через деревню катится
Рессорная колясочка:
Вставай! картуз долой!
Бог весть
с чего накинется,
Бранит, корит;
с угрозою
Подступит — ты молчи!
Увидит в поле пахаря
И за его же полосу
Облает: и лентяи-то,
И лежебоки мы!
А полоса сработана,
Как никогда на барина
Не
работал мужик,
Да невдомек Последышу,
Что уж давно не барская,
А наша полоса!
«Давно мы не
работали,
Давайте — покосим!»
Семь баб им косы отдали.
Проснулась, разгорелася
Привычка позабытая
К труду! Как зубы
с голоду,
Работает у каждого
Проворная рука.
Валят траву высокую,
Под песню, незнакомую
Вахлацкой стороне;
Под песню, что навеяна
Метелями и вьюгами
Родимых деревень:
Заплатова, Дырявина,
Разутова, Знобишина,
Горелова, Неелова —
Неурожайка тож…
Шли долго ли, коротко ли,
Шли близко ли, далеко ли,
Вот наконец и Клин.
Селенье незавидное:
Что ни изба —
с подпоркою,
Как нищий
с костылем,
А
с крыш солома скормлена
Скоту. Стоят, как остовы,
Убогие дома.
Ненастной, поздней осенью
Так смотрят гнезда галочьи,
Когда галчата вылетят
И ветер придорожные
Березы обнажит…
Народ в полях —
работает.
Заметив за селением
Усадьбу на пригорочке,
Пошли пока — глядеть.
С ребятами,
с дево́чками
Сдружился, бродит по лесу…
Недаром он бродил!
«Коли платить не можете,
Работайте!» — А в чем твоя
Работа? — «Окопать
Канавками желательно
Болото…» Окопали мы…
«Теперь рубите лес…»
— Ну, хорошо! — Рубили мы,
А немчура показывал,
Где надобно рубить.
Глядим: выходит просека!
Как просеку прочистили,
К болоту поперечины
Велел по ней возить.
Ну, словом: спохватились мы,
Как уж дорогу сделали,
Что немец нас поймал!
Охота есть —
работаю,
Не то — валяюсь
с бабою,
Не то — иду в кабак...
Сижу одна,
работаю,
И муж и оба деверя
Уехали
с утра...
Никогда он
с таким жаром и успехом не
работал, как когда жизнь его шла плохо и в особенности когда он ссорился
с женой.
Ни слова не отвечая Васеньке на его уверения, что тут было совсем сухо, Левин молча
работал с кучером, чтобы выпростать лошадей.
В его интересах было то, чтобы каждый работник сработал как можно больше, притом чтобы не забывался, чтобы старался не сломать веялки, конных граблей, молотилки, чтоб он обдумывал то, что он делает; работнику же хотелось
работать как можно приятнее,
с отдыхом, и главное — беззаботно и забывшись, не размышляя.
Рядом
с Анной на серой разгоряченной кавалерийской лошади, вытягивая толстые ноги вперед и, очевидно, любуясь собой, ехал Васенька Весловский в шотландском колпачке
с развевающимися лентами, и Дарья Александровна не могла удержать веселую улыбку, узнав его. Сзади их ехал Вронский. Под ним была кровная темно-гнедая лошадь, очевидно разгорячившаяся на галопе. Он, сдерживая ее,
работал поводом.
Он считал переделку экономических условий вздором, но он всегда чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении
с бедностью народа и теперь решил про себя, что, для того чтобы чувствовать себя вполне правым, он, хотя прежде много
работал и нероскошно жил, теперь будет еще больше
работать и еще меньше будет позволять себе роскоши.
—
С его сиятельством
работать хорошо, — сказал
с улыбкой архитектор (он был
с сознанием своего достоинства, почтительный и спокойный человек). — Не то что иметь дело
с губернскими властями. Где бы стопу бумаги исписали, я графу доложу, потолкуем, и в трех словах.
Художник Михайлов, как и всегда, был за работой, когда ему принесли карточки графа Вронского и Голенищева. Утро он
работал в студии над большою картиной. Придя к себе, он рассердился на жену за то, что она не умела обойтись
с хозяйкой, требовавшею денег.
— Позволь, — перебил
с улыбкой Сергей Иванович, — личный интерес не побуждал нас
работать для освобождения крестьян, а мы
работали.
Он стоял за каждый свой грош (и не мог не стоять, потому что стоило ему ослабить энергию, и ему бы не достало денег расплачиваться
с рабочими), а они только стояли зa то, чтобы
работать спокойно и приятно, то есть так, как они привыкли.
Левину невыносимо скучно было в этот вечер
с дамами: его, как никогда прежде, волновала мысль о том, что то недовольство хозяйством, которое он теперь испытывал, есть не исключительное его положение, а общее условие, в котором находится дело в России, что устройство какого-нибудь такого отношения рабочих, где бы они
работали, как у мужика на половине дороги, есть не мечта, а задача, которую необходимо решить. И ему казалось, что эту задачу можно решить и должно попытаться это сделать.
Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить
с одною женой,
с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержным и твердым, что надо воспитывать детей,
зарабатывать свой хлеб, платить долги, — и разные тому подобные глупости.
— Да я и строений для этого не строю; у меня нет зданий
с колоннами да фронтонами. Мастеров я не выписываю из-за границы. А уж крестьян от хлебопашества ни за что не оторву. На фабриках у меня
работают только в голодный год, всё пришлые, из-за куска хлеба. Этаких фабрик наберется много. Рассмотри только попристальнее свое хозяйство, то увидишь — всякая тряпка пойдет в дело, всякая дрянь даст доход, так что после отталкиваешь только да говоришь: не нужно.
Потом сорóка бултыхнула вместе
с тележкою в яму, которою начинался узкий переулок, весь стремившийся вниз и запруженный грязью; долго
работала она там всеми силами и месила ногами, подстрекаемая и горбуном, и самим барином, и наконец втащила их в небольшой дворик, стоявший на косогоре
с двумя расцветшими яблонями пред стареньким домиком и садиком позади его, низеньким, маленьким, состоявшим только из рябины, бузины и скрывавшейся во глубине ее деревянной будочки, крытой драньем,
с узеньким матовым окошечком.
Лонгрен
работал в своем маленьком огороде, окапывая картофельные кусты. Подняв голову, он увидел Ассоль, стремглав бежавшую к нему
с радостным и нетерпеливым лицом.
Меж тем как ее голова мурлыкала песенку жизни, маленькие руки
работали прилежно и ловко; откусывая нитку, она смотрела далеко перед собой, но это не мешало ей ровно подвертывать рубец и класть петельный шов
с отчетливостью швейной машины. Хотя Лонгрен не возвращался, она не беспокоилась об отце. Последнее время он довольно часто уплывал ночью ловить рыбу или просто проветриться.
А Миколай хоть не пьяница, а выпивает, и известно нам было, что он в ефтом самом доме
работает, красит, вместе
с Митрием, а
с Митрием они из однех местов.
Теперь же обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя
с вопросом приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица честным трудом
заработать?..
Вопрос: «Как
работали с Митреем, не видали ль кого по лестнице, вот в таком-то и таком-то часу?» Ответ: «Известно, проходили, может, люди какие, да нам не в примету».
— То-то и есть, что никто не видал, — отвечал Разумихин
с досадой, — то-то и скверно; даже Кох
с Пестряковым их не заметили, когда наверх проходили, хотя их свидетельство и не очень много бы теперь значило. «Видели, говорят, что квартира отпертая, что в ней, должно быть,
работали, но, проходя, внимания не обратили и не помним точно, были ли там в ту минуту работники, или нет».
— А я думаю: я вот лежу здесь под стогом… Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении
с остальным пространством, где меня нет и где дела до меня нет; и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностию, где меня не было и не будет… А в этом атоме, в этой математической точке кровь обращается, мозг
работает, чего-то хочет тоже… Что за безобразие! Что за пустяки!
Анна Сергеевна спросила, между прочим, Базарова, что он делал у Кирсановых. Он чуть было не рассказал ей о своей дуэли
с Павлом Петровичем, но удержался при мысли, как бы она не подумала, что он интересничает, и отвечал ей, что он все это время
работал.
— Евреи — это люди, которые
работают на всех. Ротшильд, как и Маркс,
работает на всех — нет? Но разве Ротшильд, как дворник, не сметает деньги
с улицы, в кучу, чтоб они не пылили в глаза? И вы думаете, что если б не было Ротшильда, так все-таки был бы Маркс, — вы это думаете?
— Да они не кланяются, — они сидят, как совы днем, — пробормотал Диомидов, растрепанный, чумазый,
с руками, позолоченными бронзовым порошком; он только утром кончил
работать по украшению Кремля.
Но Клим уже не слушал, теперь он был удивлен и неприятно и неприязненно. Он вспомнил Маргариту, швейку,
с круглым, бледным лицом,
с густыми тенями в впадинах глубоко посаженных глаз. Глаза у нее неопределенного, желтоватого цвета, взгляд полусонный, усталый, ей, вероятно, уж под тридцать лет. Она шьет и чинит белье матери, Варавки, его; она
работает «по домам».
— Ходит в худых башмаках.
Работает на фабрике махорку. Живет
с подругой в лачуге у какой-то ведьмы.
В кабинете он зажег лампу, надел туфли и сел к столу, намереваясь
работать, но, взглянув на синюю обложку толстого «Дела М. П. Зотовой
с крестьянами села Пожога», закрыл глаза и долго сидел, точно погружаясь во тьму, видя в ней жирное тело
с растрепанной серой головой
с фарфоровыми глазами, слыша сиплый, кипящий смех.
— Значит — продавай! Больше — никаких! Ну, вот…
Работали мы
с тобой, мать их…
При второй встрече
с Климом он сообщил ему, что за фельетоны Робинзона одна газета была закрыта, другая приостановлена на три месяца, несколько газет получили «предостережение», и во всех городах, где он
работал, его врагами всегда являлись губернаторы.
Самгин знал, что старичок играет крупную роль в министерстве финансов, Елена сообщила, что недавно он
заработал большие деньги на какой-то операции
с банками и предлагает ей поступить на содержание к нему.
— Издыхает буржуазное общество, загнило
с головы. На Западе это понятно —
работали много, истощились, а вот у нас декадансы как будто преждевременны. Декадент у нас толстенький, сытый, розовощекий и — не даровит. Верленов — не заметно.
Выпив водки, старый писатель любил рассказывать о прошлом, о людях,
с которыми он начал
работать. Молодежь слышала имена литераторов, незнакомых ей, и недоумевала, переглядывалась...
Пенная зелень садов, омытая двухдневным дождем, разъединяла дома, осеняя их крыши; во дворах, в садах кричали и смеялись дети, кое-где в окнах мелькали девичьи лица, в одном доме
работал настройщик рояля,
с горы и снизу доносился разноголосый благовест ко всенощной; во влажном воздухе серенького дня медь колоколов звучала негромко и томно.
В коляске, запряженной парой черных зверей, ноги которых
работали, точно рычаги фантастической машины, проехала Алина Телепнева, рядом
с нею — Лютов, а напротив них, под спиною кучера, размахивал рукою толстый человек, похожий на пожарного.
Клим подумал: нового в ее улыбке только то, что она легкая и быстрая. Эта женщина раздражала его. Почему она
работает на революцию, и что может делать такая незаметная, бездарная? Она должна бы служить сиделкой в больнице или обучать детей грамоте где-нибудь в глухом селе. Помолчав, он стал рассказывать ей, как мужики поднимали колокол, как они разграбили хлебный магазин. Говорил насмешливо и
с намерением обидеть ее. Вторя его словам, холодно кипел дождь.
— Прислала мне Тося парня, студент одесского университета, юрист, исключен
с третьего курса за невзнос платы.
Работал в порту грузчиком, купорил бутылки на пивном заводе, рыбу ловил под Очаковом. Умница, весельчак. Я его секретарем своим сделал.
Самгин наблюдал шумную возню людей и думал, что для них существуют школы, церкви, больницы,
работают учителя, священники, врачи. Изменяются к лучшему эти люди? Нет. Они такие же, какими были за двадцать, тридцать лег до этого года. Целый угол пекарни до потолка загроможден сундучками
с инструментом плотников. Для них делают топоры, пилы, шерхебели, долота. Телеги, сельскохозяйственные машины, посуду, одежду. Варят стекло. В конце концов, ведь и войны имеют целью дать этим людям землю и работу.
Поярков
работал в каком-то частном архиве, и по тому, как бедно одевался он, по истощенному лицу его можно было заключить, что работа оплачивается плохо. Он часто и ненадолго забегал к Любаше, говорил
с нею командующим тоном, почти всегда куда-то посылал ее, Любаша покорно исполняла его поручения и за глаза называла его...
Через день Лидия приехала
с отцом. Клим ходил
с ними по мусору и стружкам вокруг дома, облепленного лесами, на которых
работали штукатуры. Гремело железо крыши под ударами кровельщиков; Варавка, сердито встряхивая бородою, ругался и втискивал в память Клима свои всегда необычные словечки.
— Этот парень надоел мне.
Работает скверно, рассеян, дерзок. И слишком любит поболтать
с моими поднадзорными.