Неточные совпадения
Нам говорили, что все люди равны, что сословные различия глупы, — смешно гордиться тем, что наши предки Рим спасли. Однако мы знали, что наш род — старинный дворянский род, записанный в шестую часть родословной
книги.
А шестая часть — это самая важная и почетная; быть в ней записанным — даже почетнее, чем быть графом.
Во-первых, Один во всей Туле он разъезжал в санках, запряженных в «пару на отлете»: коренник,
а с правой стороны, свернув шею кольцом, — пристяжная. Мчится, снежная пыль столбом, на плечах накидная шинель с пушистым воротником. Кучер кричит: «поди!» Все кучера в Туле кричали «берегись!», и только кучер полицмейстера кричал «поди!» Мой старший брат Миша в то время читал очень длинное стихотворение под заглавием «Евгений Онегин». Я случайно как-то открыл
книгу и вдруг прочел...
В чем же дело? До сих пор не могу понять, как это случилось, — но всю первую часть
книги я принял за… предисловие.
А это я уже и тогда знал, что предисловия авторы пишут для собственного удовольствия, и читатель вовсе их не обязан читать. И начал я, значит, прямо со второй части…
Я взял из гимназической библиотеки роман Густава Омара «Морской разбойник». Кто-то из товарищей или еще кто-то взял у меня
книгу почитать и не возвратил.
А кто взял, я забыл. Всех опросил, — никто не брал. Как быть? Придется заплатить за
книгу рубль — полтора. Это приводило меня в отчаяние: отдать придется все, что у меня есть, останешься без копейки.
А деньги так иногда бывают нужны!
Стоя перед шкафом, он записывал взятые учениками
книги и вычеркивал возвращаемые,
а ученики, толпились вокруг шкафа, брали с полок книжки, просматривали, выбирали.
«Горную идиллию» я не смог перевести целиком, но много перевел мелких стихотворений, —
а переводя, хорошо изучил
книгу.
В
книгах были обжигающие места, от которых дыхание становилось прерывистым,
а глаза вороватыми, —
а потом эти места горели в
книге чумными пятнами, и хотелось их вырвать, чтобы наперед не было соблазна.
А Дон-Кихот — весь от
книги, у него нет ни одного поступка, свободно идущего из души, он все время поглядывает на себя со стороны и следит, чтобы в точности походить на вычитанных им из
книг странствующих рыцарей.
По тогдашним воззрениям, выздоравливавших от брюшного тифа можно было кормить только бульоном,
а я, мне казалось, способен был бы съесть целого барана, Да еще не иначе, как сам дьявол подсунул мне на стол поваренную
книгу, — „Подарок молодым хозяйкам“ Елены Молоховец.
Фундаментальная, научная библиотека помещалась наверху,
а тут на столах были разложены все выходившие в России журналы и газеты, выдавалась студентам беллетристика, публицистика и ходовые в студенчестве
книги для собственного чтения,
а не для научной работы.
Владиславлев закрыл студенческую читальню, все
книги перевел в фундаментальную библиотеку,
а выдачу их подчинил обычным правилам: текущих газет, журналов и беллетристики не выдавать.
В студенческих и рабочих кружках усиленно штудировались нелегальная брошюра (Ленина) «Что такое друзья народа и как они воюют против социал-демократов (ответ на статьи „Русского богатства“ против марксистов)»,
книги Бельтова, Струве и нововышедшая
книга «Обоснование народничества в трудах г-на Воронцова (В. В.)»
А. Волгина (того же Плеханова).
— Мне не нравится, что мало конкретных бытовых подробностей. Поэтому образцы не стоят передо мною живьем.
А главное — теней мало. Нимбы, как вы сами признаете. Может быть, Плутарх и полезен для юношества, но мне тогда только и дорог герой, когда он — с мелкими и даже крупными недостатками и; несмотря на это, все-таки герой. Позвольте, например, узнать, — вы этого в своей
книге не объясняете, — почему товарищи называли вас «Топни ножкой»?
А книга моя — это мне было доподлинно известно — была прочтена Толстым и вызвала большое его одобрение.
Вот я и предложил Клестову такой план: создать не кооперативное товарищество писателей,
а просто комиссионную контору, которая за определенный процент взяла бы на себя издание
книг писателей, печатанье, устройство вклада и т. д.
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть
книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят,
а потом уже бьют.
Спать уложив родителя, // Взялся за
книгу Саввушка, //
А Грише не сиделося, // Ушел в поля, в луга.
—
А тоже грамотеями // Считаетесь! — с досадою // Дворовый прошипел. — // На что вам
книги умные? // Вам вывески питейные // Да слово «воспрещается», // Что на столбах встречается, // Достаточно читать!
«
А статских не желаете?» // — Ну, вот еще со статскими! — // (Однако взяли — дешево! — // Какого-то сановника // За брюхо с бочку винную // И за семнадцать звезд.) // Купец — со всем почтением, // Что любо, тем и потчует // (С Лубянки — первый вор!) — // Спустил по сотне Блюхера, // Архимандрита Фотия, // Разбойника Сипко, // Сбыл
книги: «Шут Балакирев» // И «Английский милорд»…
Стародум(распечатав и смотря на подпись). Граф Честан.
А! (Начиная читать, показывает вид, что глаза разобрать не могут.) Софьюшка! Очки мои на столе, в
книге.