Работал Андреев по ночам. Работал он не систематически каждый день, в определенные часы, не по правилу Золя: «Nulla dies sine linea — ни одного дня без строки». Неделями и месяцами он
ничего не писал, обдумывал вещь, вынашивал, нервничал, падал духом, опять оживал. Наконец садился писать — и тогда писал с поразительною быстротою. «Красный смех», например, как видно из вышеприведенного письма, был написан в девять дней. По окончании вещи наступал период полного изнеможения.
Неточные совпадения
Никогда я
ничего впоследствии
не писал в состоянии такого поэтического волнения и почти экстаза. И я в то время искреннейшим образом думал, что это было — мое вдохновение.
Последние два стиха, когда они уже были написаны, — я сообразил, —
не мои, а баснописца Хемницера: он себе сочинил такую эпитафию. Ну что ж! Это
ничего. Он так прожил жизнь, — и я хочу так прожить. Почему же я
не имею права этого пожелать? Но утром (было воскресенье) я перечитал стихи, и конец
не понравился: как это молиться о том, чтоб остаться голым! И сейчас же опять в душе заволновалось вдохновение, я зачеркнул последний стих и
написал такое окончание...
Уже десять месяцев я
писал большую повесть. Замыслил я ее еще весною, когда был в гимназии. Решительно
ничего не могу о ней вспомнить, а в дневнике тогдашнем нахожу о ней вот что...
В убогой своей избушке она
писала и переводила. Способ работы у нее был ужасный. Когда Вера Ивановна
писала, она по целым дням
ничего не ела и только непрерывно пила крепчайший черный кофе. И так иногда по пять-шесть дней. На нервную ее организацию и на больное сердце такой способ работы действовал самым разрушительным образом. В жизни она была удивительно неприхотлива. Сварит себе в горшочке гречневой каши и ест ее несколько дней. Одевалась она очень небрежно, причесывалась кое-как.
Он рассердился, стал ей доказывать, что она дура,
ничего не понимает. Она плакала и настойчиво твердила, что все-таки это
не так. Он поссорился с нею, но… сел
писать в третий раз. И только, когда в этой третьей редакции она услышала рассказ, Александра Михайловна просияла и радостно сказала...
— Вы первый, Иван Алексеевич,
не станете
ничего писать, подлаживаясь к кому бы то ни было. И это ваша великая заслуга, Подлаживание
не будет художественно ценным, и мы его все равно
не примем, а если в противовес «Шиповникам» и «Землям» мы создадим центр, куда потянется все живое в литературе, все любящие жизнь и верящие в будущее, то этим мы сделаем большое и важное дело.
Я пообещал
ничего не писать об этом происшествии и, конечно, ничего не рассказал приставу о том, что видел ночью, но тогда же решил заняться исследованием Грачевки, так похожей на Хитровку, Арженовку, Хапиловку и другие трущобы, которые я не раз посещал.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут
пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я
ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Почтмейстер. Нет, о петербургском
ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы
не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик
пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
— Да, но он
пишет:
ничего еще
не мог добиться. На-днях обещал решительный ответ. Да вот прочти.
— Кити
пишет мне, что
ничего так
не желает, как уединения и спокойствия, — сказала Долли после наступившего молчания.
— Нет, разорву, разорву! — вскрикнула она, вскакивая и удерживая слезы. И она подошла к письменному столу, чтобы
написать ему другое письмо. Но она в глубине души своей уже чувствовала, что она
не в силах будет
ничего разорвать,
не в силах будет выйти из этого прежнего положения, как оно ни ложно и ни бесчестно.