— Я тебе говорю, чтобы ты мне никогда
не смела говорить того, что ты мне сейчас сказала, — сдавленным голосом произнес Андрей Иванович. — Я это запрещаю тебе!!! — вдруг рявкнул он и бешено ударял кулаком по столу. — Погань ты этакая! От чьих трудов ты такая гладкая и румяная стала? Я для вас надрываюсь над работою, а ты решаешься сказать, что я о вас не думаю, что мне все равно?
Неточные совпадения
— Послушай, Саша, опять ты этот разговор заводишь? — угрожающе произнес он. — Я тебе уж раз сказал, чтоб ты
не смела со мною об этом
говорить. Я это запретил тебе, понимаешь ты это или нет?
Александра Михайловна была рада
говорить без конца. Андрей Иванович совершенно подчинил себе ее волю, и она
не смела при нем пикнуть; теперь она начинала чувствовать себя полноправным человеком. И чем больше она
говорила, тем ясней ей становилось, что она права и страдает, а Андрей Иванович тираничен и несправедлив.
— Ему стыдно было,
не смел…
Говорит, очень ему тогда было жалко меня, а только совестно было перед товарищами заступиться… Это Фенька-папиросница была.
С тех пор Владимир Васильевич делал вид, что у него нет сына, и домашние никто
не смели говорить ему о сыне, и Владимир Васильевич был вполне уверен, что он наилучшим образом устроил свою семейную жизнь.
Неточные совпадения
Осип (выходит и
говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин
не плотит: прогон,
мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а
не то,
мол, барин сердится. Стой, еще письмо
не готово.
Городничий. Да я так только
заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего
не могу сказать. Да и странно
говорить: нет человека, который бы за собою
не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого
говорят.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я
не знаю, однако ж, зачем вы
говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы
не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Лука Лукич. Да, он горяч! Я ему это несколько раз уже
замечал…
Говорит: «Как хотите, для науки я жизни
не пощажу».
Хлестаков. Да, и в журналы
помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже
не помню. И всё случаем: я
не хотел писать, но театральная дирекция
говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.