Неточные совпадения
Герои Достоевского не «новые люди». Мы
видели, мысль о смерти пробуждает в них тяжелый, мистический
ужас; они не могут без содрогания думать «об этом мраке». Если нет личного бессмертия, то жизнь человека превращается в непрерывное, сосредоточенное ожидание смертной казни.
Мне рассказывала одна моя знакомая: до семнадцати лет она безвыездно жила в городе, животных, как все горожане,
видела мало и знала еще меньше. Когда она в первый раз стала читать Толстого и через него почувствовала животных, ее охватил непередаваемый, странный, почти мистический
ужас. Этот
ужас она сравнивает с ощущением человека, который бы
увидел, что все неодушевленные предметы вокруг него вдруг зашевелились, зашептались и зажили неожиданною, тайною жизнью.
Эту мертвенную слепоту к жизни мы
видели у Достоевского. Жизненный инстинкт спит в нем глубоким, летаргическим сном. Какое может быть разумное основание для человека жить, любить, действовать, переносить
ужасы мира? Разумного основания нет, и жизнь теряет внутреннюю, из себя идущую ценность.
«Вдруг за дверью послышался шорох платья и радостный
ужас близости своего счастья сообщился ему… Быстрые-быстрые легкие шаги звучали по паркету. Он
видел только те ясные, правдивые глаза, испуганные тою же радостью любви, которая наполняла и его сердце».
И сколько бы он ни говорил, сколько ни доказывал, — мы
видели бы только окровавленную простыню, и простыня эта говорила бы как раз противоположное, что восхваляемое явление есть именно ненужный
ужас и безобразие.
Позднышев в «Крейцеровой сонате» говорит: «Любовь — это не шутка, а великое дело». И мы
видели: для Толстого это действительно великое, серьезное и таинственное дело, дело творческой радости и единения, дело светлого «добывания жизни». Но в холодную пустоту и черный
ужас превращается это великое дело, когда подходит к нему мертвец и живое, глубокое таинство превращает в легкое удовольствие жизни.
Что такое, на самом деле, жизнь, можно ли,
видя ее «насквозь», испытывать любовь, или напротив, отвращение и
ужас, — каждый решит сам в зависимости от степени своей жизненности. Мы же только отметим здесь один очень характерный эпизод в художественной жизни Достоевского.
В этой иллюзии держит человека Аполлон. Он — бог «обманчивого» реального мира. Околдованный чарами солнечного бога, человек
видит в жизни радость, гармонию, красоту, не чувствует окружающих бездн и
ужасов. Страдание индивидуума Аполлон побеждает светозарным прославлением вечности явления. Скорбь вылыгается из черт природы. Охваченный аполлоновскою иллюзией, человек слеп к скорби и страданию вселенной.
Человек теперь
видит повсюду абсурды и
ужасы бытия, чувствует душою страшную мудрость лесного бога Силена.
Но как может быть жизнь светла и радостна, когда в ней столько
ужасов и скорбей? Возможно ли, чтоб человек не
видел этих
ужасов?
Действительно, попробуем прочесть гомеровы поэмы не как интересный «памятник литературы», — попробуем поверить в то, во что верит Гомер, попробуем всерьез принимать то, что он рассказывает. Мы тогда
увидим: что же это был за
ужас — жить и действовать в тех условиях, в каких находились гомеровы герои!
На все эти вопросы Ницше отвечает утвердительно и в таком именно отношении к
ужасам бытия
видит характернейшую особенность жизнеощущения дионисического.
В книге этой, как мы
видели, только взаимодействие Диониса и Аполлона делает возможною жизнь; только Аполлон спасительною своею иллюзией охраняет душу от безмерного
ужаса, который охватывает ее при созерцании стихии дионисовой.
Но в Ницше хмеля жизни нет. Отрезвевший взгляд его не может не
видеть открывающихся кругом «истин». И вот он старается уверить себя: да, я не боюсь их вызывать, эти темные
ужасы! Я хочу их
видеть, хочу смотреть им в лицо, потому что хочу испытать на себе, что такое страх. Это у меня — только интеллектуальное пристрастие ко всему ужасному и загадочному… Вот оно, высшее мужество, — мужество трагического философа! Заглянуть
ужасу в самые глаза и не сморгнуть.
Случилось это во время франко-прусской войны. Молодой Ницше был начальником санитарного отряда. Ему пришлось попасть в самый ад перевязочных пунктов и лазаретов. Что он там испытал, об этом он и впоследствии никогда не мог рассказывать. Когда, много позже, друг его Эрвин Роде спросил его, что ему пришлось
видеть на войне в качестве санитара, Ницше с мукою и
ужасом ответил...
Среди
ужасов, которые
видит Пьер Безухов во время своего плена, его охватывает «чувство радости и крепости жизни», «чувство готовности на все, нравственной подобранности».
Как во время короткого мгновения, когда сверкнет молния, глаз, находившийся в темноте, вдруг различает разом множество предметов, так и при появлении осветившего нас Селиванова фонаря я
видел ужас всех лиц нашего бедствующего экипажа. Кучер и лакей чуть не повалились перед ним на колена и остолбенели в наклоне, тетушка подалась назад, как будто хотела продавить спинку кибитки. Няня же припала лицом к ребенку и вдруг так сократилась, что сама сделалась не больше ребенка.
Неточные совпадения
Постой! уж скоро странничек // Доскажет быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся // Монахов в море гнал, // Как шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот
ужаса, //
Увидишь ряд испуганных, // Слезами полных глаз!
В смятении оглянулись глуповцы назад и с
ужасом увидели, что назади действительно ничего нет.
Степан Аркадьич вздохнул, отер лицо и тихими шагами пошел из комнаты. «Матвей говорит: образуется; но как? Я не
вижу даже возможности. Ах, ах, какой
ужас! И как тривиально она кричала, — говорил он сам себе, вспоминая ее крик и слова: подлец и любовница. — И, может быть, девушки слышали! Ужасно тривиально, ужасно». Степан Аркадьич постоял несколько секунд один, отер глаза, вздохнул и, выпрямив грудь, вышел из комнаты.
― Да, сон, ― сказала она. ― Давно уж я
видела этот сон. Я
видела, что я вбежала в свою спальню, что мне нужно там взять что-то, узнать что-то; ты знаешь, как это бывает во сне, ― говорила она, с
ужасом широко открывая глаза, ― и в спальне, в углу стоит что-то.
Когда после того, как Махотин и Вронский перескочили большой барьер, следующий офицер упал тут же на голову и разбился замертво и шорох
ужаса пронесся по всей публике, Алексей Александрович
видел, что Анна даже не заметила этого и с трудом поняла, о чем заговорили вокруг.