Неточные совпадения
Души их высоко возносятся над тем, что развертывается перед ними, охватываются
огненным ощущением какого-то огромного всеединства, где всякое явление, всякая радость и боль кажутся только мимолетным сном.
Когда Дионис нисходит в
душу человека, чувство огромной полноты и силы жизни охватывает ее. Какие-то могучие вихри взвиваются из подсознательных глубин, сшибаются друг с другом, ураганом крутятся в
душе. Занимается дух от нахлынувшего ужаса и нечеловеческого восторга, разум пьянеет, и в
огненном «оргийном безумии» человек преображается в какое-то иное, неузнаваемое существо, полное чудовищного избытка сил.
Скорбь, ужас, отчаяние бились в
душе — все быстрее, все сильнее и ярче; и вдруг слепящей молнией вспыхивало в
душе огненное безумие.
Между тем отец и сын со слезами обнимали, целовали друг друга и не замечали, что недалеко от них стояло существо, им совершенно чуждое, существо забытое, но прекрасное, нежное, женщина с
огненной душой, с душой чистой и светлой как алмаз; не замечали они, что каждая их ласка или слеза были для нее убивственней, чем яд и кинжал; она также плакала, — но одна, — одна — как плачет изгнанный херувим, взирая на блаженство своих братьев сквозь решетку райской двери.
Неточные совпадения
— Стрела бежит, огнем палит, смрадом-дымом
душит. Увидите меч
огненный, услышите голос архангельский… горю!
И когда я опять произнес «Отче наш», то молитвенное настроение затопило
душу приливом какого-то особенного чувства: передо мною как будто раскрылась трепетная жизнь этой
огненной бесконечности, и вся она с бездонной синевой в бесчисленными огнями, с какой-то сознательной лаской смотрела с высоты на глупого мальчика, стоявшего с поднятыми глазами в затененном углу двора и просившего себе крыльев… В живом выражении трепетно мерцающего свода мне чудилось безмолвное обещание, ободрение, ласка…
Появилися на стене словеса
огненные: «Не бойся, моя госпожа прекрасная: не будешь ты почивать одна, дожидается тебя твоя девушка сенная, верная и любимая; и много в палатах
душ человеческих, а только ты их не видишь и не слышишь, и все они вместе со мною берегут тебя и день и ночь: не дадим мы на тебя ветру венути, не дадим и пылинке сесть».
Еще секунда, еще мгновение — и Ромашов пересекает очарованную нить. Музыка звучит безумным, героическим,
огненным торжеством. «Сейчас похвалит», — думает Ромашов, и
душа его полна праздничным сиянием. Слышен голос корпусного командира, вот голос Шульговича, еще чьи-то голоса… «Конечно, генерал похвалил, но отчего же солдаты не отвечали? Кто-то кричит сзади, из рядов… Что случилось?»
Вспыхнувшая в нем страсть сделала его владыкой
души и тела женщины, он жадно пил
огненную сладость этой власти, и она выжгла из него все неуклюжее, что придавало ему вид парня угрюмого, глуповатого, и напоила его сердце молодой гордостью, сознанием своей человеческой личности.