Неточные совпадения
Глубокое отъединение, глубокая вражда лежит между мужчиною и женщиною. В душах — любовь к мучительству и мученичеству, жажда власти и жажда унижения, — все, кроме способности к слиянному общению с
жизнью. Душа как будто заклята злым колдуном. Горячо и нежно загораются в ней светлые огоньки любви, но наружу они вырываются лишь
темными взрывами исступленной ненависти. Высшее счастье любви — это мучить и терзать любимое существо.
Как будто перед нами — чуть только начинающий организовываться
темный хаос. Робко вспыхивают в нем светящиеся огоньки
жизни. Но они настолько бессильны, настолько не уверены в себе, что маленького толчка довольно — и свет гаснет, и
жизнь распадается.
Остается жить, чтобы «только проходить мимо». Один миг радости, один просто красивый миг, — и за него можно отдать всю эту нудную,
темную и бессмысленную
жизнь.
В душе человека — угрюмый, непроглядный хаос. Бессильно крутятся во мраке разъединенные обрывки чувств и настроений. В
темных вихрях вспыхивают слабые огоньки
жизни, от которых мрак вокруг еще ужаснее.
«Высочайшая минута» проходит. Возвращается ненавистное время — призрачная, но неотрывно-цепкая форма нашего сознания. Вечность превращается в жалкие пять секунд, высшая гармония
жизни исчезает, мир снова
темнеет и разваливается на хаотические, разъединенные частички. Наступает другая вечность — холодная и унылая «вечность на аршине пространства». И угрюмое время сосредоточенно отмеривает секунды, часы, дни и годы этой летаргической вечности.
Над человеком стоит «
темная, наглая и бессмысленно-вечная сила». Человек глубоко унижен ею. «Смешному человеку» снится, что он убивает себя и воскресает после смерти. «А, стало быть, есть и за гробом
жизнь! И если надо быть снова и жить опять по чьей-то неустранимой воле, то не хочу, чтоб меня победили и унизили!»
И вот человек гасит в своей душе последние проблески надежды на счастье и уходит в
темное подполье
жизни. Пусть даже случайный луч не напоминает о мире, где солнце и радость. Не нужен ему этот мир, вечно дразнящий и обманывающий. У человека свое богатство — страдание.
Живая
жизнь не может быть определена никаким конкретным содержанием. В чем
жизнь? В чем ее смысл? В чем цель? Ответ только один: в самой
жизни.
Жизнь сама по себе представляет высочайшую ценность, полную таинственной глубины. Всякое проявление живого существа может быть полно
жизни, — и тогда оно будет прекрасно, светло и самоценно; а нет
жизни, — и то же явление становится
темным, мертвым, и, как могильные черви, в нем начинают копошиться вопросы: зачем? для чего? какой смысл?
Понятно поэтому, что поэзия любви не кончается у Толстого на том, на чем обычно кончают ее певцы любви. Где для большинства умирает красота и начинается скука, проза, суровый и
темный труд
жизни, — как раз там у Толстого растет и усиливается светлый трепет
жизни и счастья, сияние своеобразной, мало кому доступной красоты.
Ужасы и скорби
жизни теряют свою безнадежную черноту под светом таинственной радости, переполняющей творчески работающее тело беременной женщины. В
темную осеннюю ночь брошенная Катюша смотрит с платформы станции на Нехлюдова, сидящего в вагоне первого класса. Поезд уходит.
Что это? Какое чудо случилось на наших глазах? Ведь мы присутствовали сейчас всего только при родах женщины — при чем-то самом низменном, обыденном и голобезобразном! Это — неприличие, это — стыд. От чистых детей это нужно скрывать за аистами и капустными листами. Но коснулась
темной обыденности живая
жизнь — и вся она затрепетала от избытка света; и грубый, кровавый, оскорбительно-животный акт преобразился в потрясающее душу мировое таинство.
Светлое, неуловимое и неопределимое «что-то», чем пронизана живая
жизнь, мягким своим светом озаряет
темную смерть, смерть светлеет, и исчезает ее извечная противоположность
жизни. «Здоровье, сила, бодрость
жизни во всех других людях оскорбляли Ивана Ильича; сила и бодрость
жизни Герасима не огорчали, а успокаивали его».
Любовь к Наташе. Увлечение Наташи Анатолем. Разрыв Андрея с Наташей. И Андрей снова сваливается в
темную яму. «Прежде были все те же условия
жизни, но прежде они все вязались между собою, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею».
Чем глубже человек идет в нее, тем гуще мрак; и шевелится в этом мраке глухой,
темный и немой властитель
жизни — огромный, отвратительный тарантул.
Прочь от
жизни, кверху взоры, простри руки к небу, — и небо разверзнется, и небесный свет осияет
темную землю, и понесется по ней исступленная «осанна», — «громовой вопль восторга серафимов».
Чтоб удержать это благообразие, он бессознательно старался обманывать себя и закрывал глаза на многие
темные стороны
жизни.
Настоящее сливается с будущим.
Жизнь человечества — это не
темная яма, из которой оно выберется в отдаленном будущем. Это — светлая, солнечная дорога, поднимающаяся все выше и выше к источнику
жизни, света и целостного общения с миром.
Перед нами вдруг как будто отдернулась какая-то завеса, мир
потемнел, и из мрачных, холодных его глубин зазвучал железный голос судьбы. И вот сейчас, кажется, невидимые трагические хоры в мистическом ужасе зачнут свою песню о жалком бессилии и ничтожестве человека, об его обреченности, о страшных силах, стоящих над
жизнью. Но… но трагедия на Элладе еще не родилась.
Тайна
жизни, прежде
темная и грозная, становилась светлою и радостною.
Жизнь божества — вне нашей низменной
жизни,
жизнь души — вне нашего
темного тела.
И пускай это только миги, пускай они даже грозят человеку разрушением или гибелью: они так прекрасны, дают человеку такие огромные, озаряющие дух переживания, что способны перевесить
темную летаргию
жизни вне этих мгновений.
Смирись, страдай, познай, что в страдании — существо
жизни, — и ярко воссияет из страдания свет и горячо озарит
темную, холодную
жизнь.
Из
темных глубин
жизни скорбно, как похоронный гимн, звучит песнь трагического хора...
Но в Ницше хмеля
жизни нет. Отрезвевший взгляд его не может не видеть открывающихся кругом «истин». И вот он старается уверить себя: да, я не боюсь их вызывать, эти
темные ужасы! Я хочу их видеть, хочу смотреть им в лицо, потому что хочу испытать на себе, что такое страх. Это у меня — только интеллектуальное пристрастие ко всему ужасному и загадочному… Вот оно, высшее мужество, — мужество трагического философа! Заглянуть ужасу в самые глаза и не сморгнуть.
В
темной, хаотической
жизни просветленному взору открылась вечная гармония.
Но он верит в бога, — и человек преображен: ясный и светлый, радостно идет он через
жизнь, и на всю эту
темную, низменную
жизнь лучится от него тихий, блаженный свет.
Они действительно рождаются дважды: один раз — для
темной, страдальческой земной
жизни, во второй раз — для блаженной
жизни в боге.
Нутро другого — больное,
темное, упадочное;
жизнь томит его, как плен, на всякий удар жизненного грома он в смятении вздрагивает своими издерганными нервами; он не в состоянии понять, что можно любить в этой
жизни, где все только страхи и скорби.
А может быть, столкнет его судьба с хорошим человеком, — есть они на Руси и в рясах, и в пиджаках, и в посконных рубахах; прожжет его этот человек огненным словом, ужасом наполнит за его скотскую
жизнь и раскроет перед ним новый мир, где легки земные скорби, где молитвенный восторг, свет и бог. И покорно понесет просветленный человек
темную свою
жизнь. Что она теперь для него? Чуждое бремя, на короткий только срок возложенное на плечи. Наступит час — и спадет бремя, и придет светлое освобождение.
Неточные совпадения
Если бы в
темной комнате вдруг вспыхнула прозрачная картина, освещенная сзади лампою, она бы не поразила так, как эта сиявшая
жизнью фигурка, которая точно предстала затем, чтобы осветить комнату.
Со своей стороны Чичиков оглянул также, насколько позволяло приличие, брата Василия. Он был ростом пониже Платона, волосом
темней его и лицом далеко не так красив; но в чертах его лица было много
жизни и одушевленья. Видно было, что он не пребывал в дремоте и спячке.
Татьяна, милая Татьяна! // С тобой теперь я слезы лью; // Ты в руки модного тирана // Уж отдала судьбу свою. // Погибнешь, милая; но прежде // Ты в ослепительной надежде // Блаженство
темное зовешь, // Ты негу
жизни узнаешь, // Ты пьешь волшебный яд желаний, // Тебя преследуют мечты: // Везде воображаешь ты // Приюты счастливых свиданий; // Везде, везде перед тобой // Твой искуситель роковой.
Он так хорошо умел скрывать от других и удалять от себя известную всем
темную, наполненную мелкими досадами и огорчениями сторону
жизни, что нельзя было не завидовать ему.
На кухне Грэй немного робел: ему казалось, что здесь всем двигают
темные силы, власть которых есть главная пружина
жизни замка; окрики звучали как команда и заклинание; движения работающих, благодаря долгому навыку, приобрели ту отчетливую, скупую точность, какая кажется вдохновением.