Неточные совпадения
В разговоре Борька продел
руку за голую
руку Исанки. По
руке ее пробежал трепет, и Исанка отдернула
руку.
Борька опустил свой бидон на землю, отер потный лоб и весело замешался
в общую кучу.
Руки переплетались с ногами, у наклонявшихся девчат
в вырезах блузок мелькали на миг, обжигая душу, грушевидные груди. Стенька Верхотин лежал головой на коленях Тани, а она, наклонившись, гладила его курчавую голову.
— Нет, не жарко потому что. Ты всегда держишься
в сторонке. Вон, Борька чуть тронул за
руку, — «ах, ох, это неприлично!». Мещанка ты, интеллигентка! Нет у тебя настоящей товарищеской простоты.
Она была
в красной физкультурке, с голыми
руками и ногами, легкая, тоненькая. Борька молча взял ее за
руки ниже запястий и попытался поставить на колени. Она изгибалась, стараясь не поддаться, и смеялась радостно. Раньше, до Исанки, Борька много ходил и говорил с нею, потом отстал, и она тайком следила за ним грустными глазами. Сейчас на душе у Борьки было хорошо и светло, всем хотелось сделать приятное. Он ласково улыбнулся, стараясь изогнуть ей
руки. Потом сказал, как будто потеряв надежду...
Борька любовался обеими, когда, вводя мяч
в игру, он подбрасывал его, а они, близко стоя с заложенной за спину
рукой, готовились к прыжку.
По дороге от деревни, держась за
руку, шли Стенька Верхотин и Таня. Какие славные ребята: и тут, на отдыхе, не бросают общественной работы. Он помогал
в деревне организовать комсомольскую ячейку, она развернула широкую работу
в женотделе. И как хорошо идут, держась за
руку, — какая хорошая товарищеская пара!
Вышли на террасу, спустились
в парк. Он хотел взять ее за
руку, но она осторожно высвободила ее и с удивлением спросила...
Он
в темноте отмечал расположение звезд, надавливая пальцем на ее ладонь и предплечие, и радовался, что она не отнимает
руки.
Исанка подтянулась на
руках, вскочила на подоконник и прыгнула
в комнату. Зажегся огонь и осветил комнату изнутри.
Борька лег на спину, закинул
руки за затылок и смотрел вверх. Звезды тихо шарили своими лучиками
в синей темноте неба, все выше поднимался уверенно сиявший Юпитер, и девически-застенчивым запахом дышал чуть шевелившийся донник. Борька заснул.
«А я-то… спал там, на полянке. Вот дерево!» Они вылезли
в окошко, ушли
в парк и все утро проходили, держась за
руки, и говорили, говорили. Он спросил...
Исанка замолчала, опустив голову и закусив
в темноте губу, вся внутренно сжавшись, как будто под пыткою. А он вдруг расстегнул у нее на блузке одну пуговичку, дернул другую, — она оборвалась, — быстро провел
руку под блузку. Исанка скорчилась на его коленях и крепко схватила обеими
руками его
руку.
Борька поднял
руку Исанки и короткими поцелуями целовал
в мягкий сгиб локтя. Исанка вдруг быстро повела плечами и выпрямилась.
Они шли
в теплой тьме лесной дорожки, под сводами нависшего сверху орешника. Сухо пахло сосновой хвоей. Борька держал Исанку за
руку выше локтя, слегка пожимал пальцами упругие ее мускулы, и из пальцев его лилось
в тело Исанки какое-то томное, жаркое электричество. Глаза ее блестели недоуменно и тревожно.
Перешли через пролом
в кирпичной ограде, подошли к дому. Исанка протянула
руку.
Борька беззвучно смеялся, смотрел на нее и не протягивал
в ответ
руки. Вдруг крепко обнял и пошел с нею вместе на террасу. Она билась
в его сильных объятиях, упиралась
в ступеньки, но он взвел ее наверх. Изменившимся, слегка задыхающимся голосом Борька сказал...
Но его
руки вдруг ослабели. Огромным напряжением воли он разорвал крутившееся вокруг них огненное кольцо, — сел
в сене и, скорчившись, охватил колени
руками. Исанка растерянно и недоуменно взглянула на него.
А как с тех пор все изменилось!.. Тогда, — какая тогда была ясная, утренне-чистая радость! Теперь было
в душе чадно и мутно. Борька охватил
руками голени, уткнулся лицом
в коленки, и морщился, и протяжно стонал от стыда. Гадость, гадость какая! Какое бесстыдство!
Исанка, с полотенцем на плече, медленно поднималась от реки по откосу, редко поросшему полынью и колючим репейником с голубыми листьями. Борька пошел навстречу. Лицо Исанки было серое, жалкое, под глазами темнели черные полукруги. Они поздоровались за
руку и заговорили о незначительном. Борька старался не смотреть
в ее глаза:
в них была такая тоска, такое недоумение и растерянность, — как будто она узнала что-то страшно важное, о чем до сих пор и не подозревала, но чего и теперь не
в силах была понять.
Пронесся вопрос и исчез. Борька оглянулся. Парк наверху скрылся за выступом. Он поднес
руку Исанки к губам и крепко поцеловал. Она
в ответ пожала его
руку, но пожатие вышло мертвое, тока между ними не получилось.
— Я знаю, что мне тебя нечего стыдиться, что я вся твоя. Я вот держу твою
руку и чувствую, что эта
рука такая близкая, родная… Но скажи мне, что со мною? Как будто я со вчерашнего вечера вся вымазалась
в грязи, — что такое? Милый мой, любимый!
Борька опустился возле Исанки
в горячую, влажную траву, взял ее
руку и стал целовать. Нежно и уверенно он говорил, что все, переживаемое ею, вполне естественно. Мы с детства воспитываемся
в глубочайшем презрении к телу и к любви, поэтому подход к ней всегда болезнен и мучителен, люди уже совсем близки стали духом, а попытки к телесной близости вызывают испуг и стыд. А между тем как же быть иначе? Этого обойти нельзя, раз есть любовь.
И он много еще говорил, держа ее
руку в одной
руке и нежно гладя другою.
Они ходили по аллеям, держа друг друга за
руку, разговаривали теплыми, медленными пожатиями, а Борька
в это время одушевленно, как всегда, говорил. Это были теперь для Исанки самые любимые минуты
в их общении.
Он крепко поцеловал ее
в пушистые волосы над ухом, она сжала его
руку.
Они пошли, держась за
руки, опять разговаривая медленными, горячими пожатиями. Прошли по тихому Сивцеву Вражку, по Плющихе. Борька проводил Исанку до дому,
в Первом Воздвиженском переулке. У каменных ворот, около подстриженных тополей, тянувшихся вдоль панели, они остановились.
В колебании поглядели друг на друга. Борька решительно сказал...
Он схватился за голову и наклонился над столом. Исанка подошла к нему близко, положила
руку на плечо и, прикусив губу, заглянула ему
в глаза серьезным, пристальным взглядом.
Борис вскочил. Исанка, смеясь, держала
в руке зеленого вербного чертика. Сегодня утром она проходила по Смоленскому рынку: на душе было радостно от примирения с Борькой и что он придет вечером, увидела, что китаец продает этих смешных чертиков, и купила.
— Ты… и-г-н-о-р-и-р-у-е-ш-ь?.. Ха-ха-ха! — Исанка вскочила со скамейки и с негодованием смотрела на него. — Ты игнорируешь! А как я тебя ждала после этого письма! Господи, как ждала! Я ждала, — ты прибежишь ко мне, как хороший товарищ, как друг, схватишь меня за
руки, станешь спрашивать: «Исанка, Исанка, как это могло случиться?!» Какая я была дура!.. А ты, гордый своею добродетелью, наверно, с презрением бросил письмо
в печку… Борька!
Она вплотную остановилась перед ним, расставив ноги и засунув
руки в карманы потрепанного своего, короткого пальто.