Неточные совпадения
— Михаил Михайлович, голубчик, что это вы тут бунтуете? Пожалуйста, отпустите скорей бинтов, там
раненые истекают
кровью.
Сообщения между вагонами не было; если открывалось кровотечение,
раненый истекал
кровью, раньше чем на остановке к нему мог попасть врач поезда [По произведенным подсчетам, во время боя на Шахе в санитарных поездах было перевезено около трех тысяч
раненых, в теплушках около тридцати тысяч.].
Проехала крытая парусиною двуколка, в ней лежал
раненый офицер. Его лицо сплошь было завязано бинтами, только чернело отверстие для рта; повязка промокла, она была, как кроваво-красная маска, и из нее сочилась
кровь. Рядом сидел другой
раненый офицер, бледный от потери
крови. Грустный и слабый, он поддерживал на коленях кровавую голову товарища. Двуколка тряслась и колыхалась, кровавая голова моталась бессильно, как мертвая.
Неточные совпадения
Элегантный слуга с бакенбардами, неоднократно жаловавшийся своим знакомым на слабость своих нерв, так испугался, увидав лежавшего на полу господина, что оставил его истекать
кровью и убежал за помощью. Через час Варя, жена брата, приехала и с помощью трех явившихся докторов, за которыми она послала во все стороны и которые приехали в одно время, уложила
раненого на постель и осталась у него ходить за ним.
Очевидно, как внимательно надобно смотреть — не подбит ли глухарь, не отстал ли от других? нет ли
крови на снегу по направлению его полета? не сел ли он в полдерева? не пошел ли книзу? При каждом из сказанных мною признаков подбоя сейчас должно преследовать
раненого и добить его: подстреленный будет смирнее и подпустит ближе.
Она молчала; наконец, взглянула на меня как будто с упреком, и столько пронзительной боли, столько страдания было в ее взгляде, что я понял, какою
кровью и без моих слов обливается теперь ее
раненое сердце. Я понял, чего стоило ей ее решение и как я мучил, резал ее моими бесполезными, поздними словами; я все это понимал и все-таки не мог удержать себя и продолжал говорить:
Мать наскоро перевязала рану. Вид
крови наполнял ей грудь жалостью, и, когда пальцы ее ощущали влажную теплоту, дрожь ужаса охватывала ее. Она молча и быстро повела
раненого полем, держа его за руку. Освободив рот, он с усмешкой в голосе говорил:
Тогда впечатления дня невольно возникали в воображении при неперестающих заставлявших дрожать стекла в единственном окне звуках бомбардирования и снова напоминали об опасности: то ему грезились
раненые и
кровь, то бомбы и осколки, которые влетают в комнату, то хорошенькая сестра милосердия, делающая ему, умирающему, перевязку и плачущая над ним, то мать его, провожающая его в уездном городе и горячо со слезами молящаяся перед чудотворной иконой, и снова сон кажется ему невозможен.