Неточные совпадения
И, глядя с прежним вызовом, Нинка
стала говорить, что у нее две «души», — поганое слово, но другого на место его у нас еще нету. Две души: верхняя и нижняя. Верхняя ее душа — вся в комсомоле, в коммунизме, в рациональном направлении жизни. А нижняя душа против всего этого бунтует,
не хочет никаких пут, хочет думать без всяких «азбук коммунизма», хочет иметь право искать и ошибаться, хочет смотреть на все, засунув руки в карманы, и только нахально посвистывать.
Я одна приютилась в поле,
И
не стало больше печали.
Вчера это было — давно ли?
Со мной
говорили и меня целовали —
меня целовали.
(Общий дневник. Почерк Лельки.) — Нинка! Ты за последний месяц так изменилась, что тебя
не узнаешь. Белые, страдающие губы, глаза погасли. У тебя всегда в них был оттенок
стали, я его очень любила, — теперь его нету. Разговариваешь вяло. Мне тебя так жалко, жалко! Хочется взять за голову, как младшую сестренку, кем-то обиженную, и
говорить нежные, ласковые слова, и защитить тебя от кого-то.
Когда общаюсь с тобой, мне хочется шарлатанства, озорства, «свободы мысли». И всею душою я отдыхаю с Басей.
Поговоришь с нею, — и как будто воздух кругом
становится чистым и свежим. Вообще меня вуз
не удовлетворяет. Эх,
не наплевать ли мне на все вузы и
не уйти ли на производство? Там непосредственно буду соприкасаться с живыми силами пролетариата. Бася меня устроит.
(Общий дневник. Почерк Лельки.) — Как легко
стало дышать, как весело
стало кругом, как радостно смотрю в синие глаза идущего лета! Окончательно — даешь завод! В августе этого 1928 года я — работница галошного цеха завода «Красный витязь». Прощай, вуз, прощай, интеллигентщина, прощай, самоковыряние, нытье и игра в шарлатанство! Только тебе, Нинка,
не говорю «прощай». Тебя я все-таки очень люблю. Некоммунистического во мне теперь осталось только — ты.
— Спирька на той неделе
говорил: «Чтой-то сегодня как скучно, — ни от кого даже по роже
не получил!» Теперь веселее
стало, ха-ха?
У Царапкина были пушистые пепельные волосы и черные брови; это было бы красиво, но вид портили прыщи на лице.
Говорил он гладко и уверенно. Однако Лелька, послушав его пять минут, совсем успокоилась, и
не стало страшно принять от него кружок.
Матюхина была «ударницей». Но по отношению к ней это
стало только новым названием, потому что ударницей она была всем существом своим тогда, когда и разговору
не было об ударничестве. И горела подлинным «бурным пафосом строительства», хотя сама даже и
не подозревала этого. На производственных совещаниях горела и волновалась, как будто у нее отнимали что-то самое ценное, и собственными,
не трафаретно газетными словами страстно
говорила о невозможно плохом качестве материала, об организационных неполадках.
— Ну что?
Не так я
говорил? Откуда мы машины возьмем, — ткацкие там, прядильные и разные другие? Весь век из-за границы будем выписывать? Вот почему весь центр внимания должен уделиться на чугун, на
сталь, на машины. Научимся машины делать, тогда будет тебе и сатинет на рубашку, и драп на пальто. Ну, спасибо вам. Пойдем, ребята… А то, может, с нами чайку попьете, товарищ Ратникова?
Стали один за другим подниматься крестьяне,
говорили обычное: что никто на всех
не станет работать, как на себя, что заварят дело — и сейчас же пойдут склоки, неполадки, бабы меж собой разругаются, и все подобное.
Неточные совпадения
В 1798 году уже собраны были скоровоспалительные материалы для сожжения всего города, как вдруг Бородавкина
не стало…"Всех расточил он, —
говорит по этому случаю летописец, — так, что даже попов для напутствия его
не оказалось.
Но как пришло это баснословное богатство, так оно и улетучилось. Во-первых, Козырь
не поладил с Домашкой Стрельчихой, которая заняла место Аленки. Во-вторых, побывав в Петербурге, Козырь
стал хвастаться; князя Орлова звал Гришей, а о Мамонове и Ермолове
говорил, что они умом коротки, что он, Козырь,"много им насчет национальной политики толковал, да мало они поняли".
А вор-новотор этим временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и
стал ему тайные слова на ухо
говорить. Долго они шептались, а про что —
не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор
говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
А поелику навоз производить
стало всякому вольно, то и хлеба уродилось столько, что, кроме продажи, осталось даже на собственное употребление:"
Не то что в других городах, — с горечью
говорит летописец, — где железные дороги [О железных дорогах тогда и помину
не было; но это один из тех безвредных анахронизмов, каких очень много встречается в «Летописи».
Наконец, однако, сели обедать, но так как со времени стрельчихи Домашки бригадир
стал запивать, то и тут напился до безобразия.
Стал говорить неподобные речи и, указывая на"деревянного дела пушечку", угрожал всех своих амфитрионов [Амфитрио́н — гостеприимный хозяин, распорядитель пира.] перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Василий Черноступ, который хотя тоже был пьян, но
не гораздо.